Голубь
Голубь
это птица, наделенная в народной жизни православной церкви особыми смыслами-символами. Это птица чистая, незлобливая, нежная, кроткая. Благодаря этим качествам голубь стал знаком простоты, искренности, надежды. Не зря Спаситель сказал: «Будьте мудры, как змеи, и просты, как голуби». Голубь – христианская эмблема Духа Святого. В притче о потопе голубь был предвестником близкой земли и конца потопа. В XIX в. голубь стал символом мира между народами и странами. Примечательностью многих городов стало подкармливание голубей горожанами на тихих центральных площадях. Голубей часто выпускают «в небо» в кульминационные моменты детских праздников. В дореволюционной России разведение и содержание голубей было занятием любителей-голубятников. Это любительство, хотя и не в массовом масштабе, сохранилось до сих пор.
Источник: Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога)
ГОЛУБЬ
«птица Columba» (Словарь, 1892, 851); «птица отряда голубиных, распространённая во всех частях света в диком и домашнем состоянии… Голубь дикий, лесной, полевой, египетский и т. п. – различные породы голубей. Почтовый голубь – порода голубей, выводимая специально для пересылки почтовых сообщений» (Словарь, 1954–3, 241); «птица преимущественно с серовато-голубым или белым оперением и большим зобом» (Ожегов, [1960] 1970, 133; Ожегов, 1988, 112); «птица средней величины с коротким клювом, большим зобом и оперением разнообразной окраски (чаще серовато-голубой или белой)» (Словарь, 1992–3, 216); «дикая и одомашненная птица, преимущественно с серовато-голубым или белым оперением и большим зобом» (Ожегов, Шведова, [1993] 1996, 133). Разводить голубей - увлечение мальчиков (детского и подросткового возраста).
О начале ХХ века: «Я любил книжки, а [отец] купил мне полдюжины каких-то голубей-трубачей. Почему я должен был восхищаться тем, что у них хвосты не плоские, а трубой, до сих пор считаю невыясненным. Мне приходилось вставать рано утром, давая этим голубям корм и воду, что вовсе не увлекало меня» (Аверченко, 1989, 191).
О середине 1900-х гг.: «Вот, выстроив парами, нас – гимназистиков – ведут в театр. Представлять будут пьесу Фонвизина “Недоросль”… …Открылась сцена, – и на неё выбежал Митрофанушка – сын богатых помещиков. Он держит длинный шест с грязной, когда-то белой, тряпкой. Ясно: сейчас только гонял голубей. Сопровождающий нас учитель чистописания… объясняет нам, что голубей гоняют только вот такие недоросли – неучи и бездельники – да уличные мальчишки. А мы – ученики столичной казенной гимназии – отнюдь не должны предаваться этому пустопорожнему времяпрепровождению. Смотрите на девочек:… ни одна девчонка… не позволит себе заниматься этим. [Учитель] был прав: девочки голубиной охотой почему-то совсем не интересовались. Но боже мой, как мы – чистенькие гимназистики – завидовали “уличным мальчишкам”, когда они, босые и оборванные, схватив шест с белой тряпкой или заложив два пальца в рот, оглушительным свистом заставляли подняться с крыши стайку красивых разноцветных птиц и с полным знанием дела управляли ими. Эта праздная забава влекла нас к себе почему-то необычайно» (Бианки, 1971, 5).
О второй половине 1950-х гг.: «Голубей Валька держал с восьми лет, с тех пор как отец, шофер грузовой машины, привез ему с рынка за пазухой пару монахов – белых, с чёрными головками птиц. А сейчас у него пятьдесят семь голубей, и из них куплено не больше десятка. Остальные вывелись в его голубятне или были чужими, сманенными его же стаей… А в другой раз к Вальке прибежал его школьный приятель Сенька Суздальцев за своей чайкой. Хорошо зная Валькин характер, он не стал просить отдать ему свою чайку, а протянул две десятки. Валька спрятал деньги в карман. “Вот ключи, иди бери”, – сказал он. Валька доверял приятелю, который сидел через парту от него. Многие голубятники распродавали своих птиц на рынке, ломали голубятни, потому что рядом с ними жил такой опасный сосед, как Валька, от которого нельзя было ждать пощады» (Мошковский, 1959; 91, 92).
О середине 1960-х гг.: «В возрасте 10–11 лет мы с другом “коллекционировали” голубей. После школы шли к клеткам с голубями, кормили и ухаживали за ними. Были и дикие, и ручные. Вообще этим увлекались многие мальчишки в нашем селе. Помню случай, как мы пошли воровать голубей к нашим соседям. Дело было летом, клетка с голубями стояла на улице в огороде. Мы закрыли хозяев дома с наружной стороны на палку, а сами пошли в огород, за голубями. Взяли 2 голубя. Потихоньку сняла палку с двери и ушли. Но потом соседи заметили пропажу и сообщили нашим родителям. Голубей пришлось вернуть хозяевам» (524).
О 1970-х гг.: «Небольшой двухэтажный дом смотрел окнами на набережную, а старая каменная лестница… выходила во дворик… И ещё была голубятня… Тёмное деревянное сооружение с современными заплатами-досками, со свежеоструганными перилами на шаткой многоступенчатой лестнице. Хозяином голубятни был Игорь Турбин. К нему слетались все голуби Замоскворечья. Облепляли сизыми стаями голубятню… Их бормотание волнами разливалось по дворику… Игорь размахивал длинным шестом, развевалась красная тряпица, привязанная на тонкий его конец, пронзительный свист разлетался над крышами домов, а внизу, застывшие от восхищения и гордости, задрав кверху… мордашки, жмурились младшие Турбины. Гибкий, с горящими глазами…, мечется он по площадке, и словно продолжение его длинной гуттаперчевой фигурки – вибрирующий шест в небе и стаи голубей плавают в весеннем счастливом воздухе…» (Маркина, [1979[ 1984, 11).
О начале ХХ века: «Я любил книжки, а [отец] купил мне полдюжины каких-то голубей-трубачей. Почему я должен был восхищаться тем, что у них хвосты не плоские, а трубой, до сих пор считаю невыясненным. Мне приходилось вставать рано утром, давая этим голубям корм и воду, что вовсе не увлекало меня» (Аверченко, 1989, 191).
О середине 1900-х гг.: «Вот, выстроив парами, нас – гимназистиков – ведут в театр. Представлять будут пьесу Фонвизина “Недоросль”… …Открылась сцена, – и на неё выбежал Митрофанушка – сын богатых помещиков. Он держит длинный шест с грязной, когда-то белой, тряпкой. Ясно: сейчас только гонял голубей. Сопровождающий нас учитель чистописания… объясняет нам, что голубей гоняют только вот такие недоросли – неучи и бездельники – да уличные мальчишки. А мы – ученики столичной казенной гимназии – отнюдь не должны предаваться этому пустопорожнему времяпрепровождению. Смотрите на девочек:… ни одна девчонка… не позволит себе заниматься этим. [Учитель] был прав: девочки голубиной охотой почему-то совсем не интересовались. Но боже мой, как мы – чистенькие гимназистики – завидовали “уличным мальчишкам”, когда они, босые и оборванные, схватив шест с белой тряпкой или заложив два пальца в рот, оглушительным свистом заставляли подняться с крыши стайку красивых разноцветных птиц и с полным знанием дела управляли ими. Эта праздная забава влекла нас к себе почему-то необычайно» (Бианки, 1971, 5).
О второй половине 1950-х гг.: «Голубей Валька держал с восьми лет, с тех пор как отец, шофер грузовой машины, привез ему с рынка за пазухой пару монахов – белых, с чёрными головками птиц. А сейчас у него пятьдесят семь голубей, и из них куплено не больше десятка. Остальные вывелись в его голубятне или были чужими, сманенными его же стаей… А в другой раз к Вальке прибежал его школьный приятель Сенька Суздальцев за своей чайкой. Хорошо зная Валькин характер, он не стал просить отдать ему свою чайку, а протянул две десятки. Валька спрятал деньги в карман. “Вот ключи, иди бери”, – сказал он. Валька доверял приятелю, который сидел через парту от него. Многие голубятники распродавали своих птиц на рынке, ломали голубятни, потому что рядом с ними жил такой опасный сосед, как Валька, от которого нельзя было ждать пощады» (Мошковский, 1959; 91, 92).
О середине 1960-х гг.: «В возрасте 10–11 лет мы с другом “коллекционировали” голубей. После школы шли к клеткам с голубями, кормили и ухаживали за ними. Были и дикие, и ручные. Вообще этим увлекались многие мальчишки в нашем селе. Помню случай, как мы пошли воровать голубей к нашим соседям. Дело было летом, клетка с голубями стояла на улице в огороде. Мы закрыли хозяев дома с наружной стороны на палку, а сами пошли в огород, за голубями. Взяли 2 голубя. Потихоньку сняла палку с двери и ушли. Но потом соседи заметили пропажу и сообщили нашим родителям. Голубей пришлось вернуть хозяевам» (524).
О 1970-х гг.: «Небольшой двухэтажный дом смотрел окнами на набережную, а старая каменная лестница… выходила во дворик… И ещё была голубятня… Тёмное деревянное сооружение с современными заплатами-досками, со свежеоструганными перилами на шаткой многоступенчатой лестнице. Хозяином голубятни был Игорь Турбин. К нему слетались все голуби Замоскворечья. Облепляли сизыми стаями голубятню… Их бормотание волнами разливалось по дворику… Игорь размахивал длинным шестом, развевалась красная тряпица, привязанная на тонкий его конец, пронзительный свист разлетался над крышами домов, а внизу, застывшие от восхищения и гордости, задрав кверху… мордашки, жмурились младшие Турбины. Гибкий, с горящими глазами…, мечется он по площадке, и словно продолжение его длинной гуттаперчевой фигурки – вибрирующий шест в небе и стаи голубей плавают в весеннем счастливом воздухе…» (Маркина, [1979[ 1984, 11).
Источник: Энциклопедический словарь русского детства В двух томах.
