ПЕРВЫЙ ученик

лучший, превосходящий всех остальных ученик класса. Понятие «первый ученик» использовалось с 1870-х по 1950-е гг.
О гимназии в нач. 1870-х гг.: «При появлении [инспектора Зверева] все шумно поднялись с мест… “Пересадка! Пересадка!” – пронеслось по классу гулким шёпотом… “Вот, братцы, – заговорил Зверев…, развертывая таинственный свиток, который держал в руках. – Кто что заслужил, то и получай!... Первым учеником объявляется Вересов Алексей”. Это было так неожиданно…, что несколько секунд я сидел в каком-то оцепенении, не трогаясь с места… “Собирай книги и переходи на первое место, – подтвердил, обращаясь уже несомненно ко мне, грозный инспектор. – Молодчага!... И вперед утирай, брат, нос всему этому дубью…” В классе произошел затем полный кавардак: для того, чтобы перейти на новое место, всякий вызванный ученик должен был дождаться, когда раньше занимавший это место узнает, куда он должен уйти. И все стояли с книгами в руках, беспомощно тыкаясь из угла в угол… Я, самый маленький, гордо восседал теперь на первом месте первой скамейки… Новой каплей, переполнившей чашу моего волнения, был раздавшийся в большую перемену по всем коридорам торжественный клич гимназического сторожа: “Господа первые и вторые ученики, пожалуйте вниз, на квартеру господина инспектора!” …В столовой Ивана Павловича мы застали… кучку лучших учеников других классов. Длинный… стол весь уставлен был вазами с бисквитами и другими печеньями… Лакей… водрузил на стол огромную кастрюлю вкусно дымящегося шоколада… Такое пиршество Иван Павлович устраивал из года в год после каждой пересадки, и вероятно, искренно был огорчен, когда пересадки вскоре отменены были приказом свыше… Явившийся через два месяца объявлять новую пересадку Зверев неожиданно провозгласил: “Первый ученик Олесов!..Второй – Смирнов, третий – Кашин…, седьмой – Воронов, восьмой – Ружейников... Девятый – Вересов!” – провозгласил, наконец, Зверев…» (Якубович, 1989; 113– 115, 117–118).
О середине 1900-х гг.: «Учитель ботаники… говорит: “А почему листья зеленые? Кто знает?” В классе молчание. “Я поставлю пятерку тому, кто знает”, – говорит учитель. Я знаю, почему листья зелёные, но молчу. Я не хочу быть выскочкой. Пусть отвечают первые ученики. Кроме того, я не нуждаюсь в пятерке. Что она одна будет торчать среди моих двоек и троек? Это комично. Учитель вызывает первого ученика. Но тот не знает. Тогда я небрежно поднимаю руку. “Ах, вот как,– говорит учитель,– вы знаете. Ну скажите”. “Листья зеленые, – говорю я, – оттого, что в них имеется красящее вещество хлорофилл”. Учитель говорит: “Прежде чем вам поставить пятерку, я должен узнать, почему вы не подняли руку сразу”. Я молчу. На это очень трудно ответить. “Может быть, вы не сразу вспомнили?” – спрашивает учитель. “Нет, я сразу вспомнил”. “Может быть, вы хотели быть выше первых учеников?” Я молчу. Укоризненно качая головой, учитель ставит пятерку» (Зощенко, 1994–3, 550).
О вт. пол. 1900-х гг.: «“… Одно тебе спасенье – учиться отлично. Тогда и надзиратель ничего тебе не сделает… Стань первым учеником – и никто тебе тогда не страшен”. “Сам знаешь: первым будет Персиц” … Но пока все обходилось благополучно, если не считать четверки по поведению… “Вам потише…. Надо быть, мой милый! Думаете, вам всё сойдёт, как первому ученику? С плохим баллом по поведению ученики перестают быть первыми, запомните-ка это!”… По всем предметам (кроме поведения, которое тоже почему-то считалось предметом) у него были теперь круглые пятерки. К самому концу года выяснилось: первым учеником стал Персиц. Он и по поведению получил пятерку… Ученье Грише никогда больших хлопот не приносило: в его дневник опять посыпались пятерки с постоянством, угнетавшим Самуила Персица. В классе оказалось два соперника – кандидаты на звание первого ученика. Пока что до сих пор, с прошлого года, считался первым Самуил Персиц… И снова первым учеником в классе оказался Самуил Персиц» (Кононов, [1952] 1958; 189– 190, 212, 268–269, 322, 353).
О нач. 1910-х гг.: «… Мне мучительно захотелось поступить в гимназию, сделаться образованным человеком… Немедленно я принялся за уроки. “Я должен кончить [городское училище] первым учеником. Тогда, может быть, я попаду в гимназию”, – твердил я себе» (Боронина, [1946] 1969, 42).
О 1914 годе: «Вскоре Валерий стал первым учеником по арифметике. Охотно объяснял другим, когда к нему обращались за помощью. И сам иногда предлагал: “Давай объясню”. Но, если его объяснения долго не понимали, терпения не хватало и он сердился: “Никуда ты, голова, не годишься!”» (Водопьянов, 1959, 21).
О 1922–1924 гг. на Кубани: «Он никогда долго не сидит над учебниками, но в школе считается первым учеником… Он… отлично разбирается в геометрии, физике, химии» (Степанов, [1961] 1980, 17).
О подростке 14 лет в 1941 году: «Дело в том, что Коля БЭС, настоящая его фамилия Бессонов, знал решительно всё на свете. Поэтому его и прозвали БЭС, то есть: Большая Советская Энциклопедия… Все научные и технические журналы он прочитывал от корки до корки. По истории, литературе и географии был первым в школе. Плохо обстояло у него дело лишь с пением и физкультурой. По этим предметам он с первого класса имел твердое “поср.”. И хотя из-за этого он не был отличником, все знали, что Коля БЭС – первый ученик» (Козлов, 1977).
О конце 1940-х гг.: «И решил я твёрдо / С этого же дня, / Что одни пятёрки / будут у меня. / И хотя фамилия / У меня на “Ц” / И она в журнале / Ставится в конце, / Всё же каждый скажет, / Глядя в мой дневник: / “Цыганков Серёжа – / Первый ученик!”» (Саконская, [1950] 1961, 39).
О конце 1950-х гг.: «Тридцать учеников смотрят на свою учительницу… …У Инны Андреевны сегодня очень хорошее настроение. Вместо того, чтобы сделать замечание Славке, она говорит: “О! Да ты, я вижу, отлично знаешь Пушкина. – И смеётся.– Давайте проверим нашего первого ученика, ребята. Пусть Вячеслав идет к доске”» (Офин, 1960, 54). См. также: «Первая ученица».