О 1910-х гг.: «…По мальчишеским законам купленные родителями вещи считались неприкосновенными. Наставить синяков друг другу, заманить и угнать голубку, забрать все “козны”, перехватить чужой змей – всё это было можно, всё это разрешалось. Но разбить очки у близорукого сынишки соседнего портного, изорвать рубаху противнику, украсть шапку... словом, вовлечь в расходы и навлечь родительский гнев – это считалось недопустимой подлостью. Женя не раз использовал это правило. У него были часы-браслет, и в драке он всегда держал левую руку у самого больного места – “под ложечкой”. Ударить по часам никто не решался» (Кассиль, 1987–1, 335).
О вт. пол. 1930-х гг.: «У меня было как бы два воспитания – благородное домашнее, главная роль в котором принадлежала маме, и уличная босяцкая жизнь со своим кодексом чести» (Стриженов, 1999, 28).
О 1950–1952 гг.: «Игры начала пятидесятых… Никогда не изгладится во мне восторг тех незатейливых, незамысловатых игр, даривших настоящее вольготнобезмятежное детство… [При игре в городки] Боцману как-то разбили коленку, а в другой раз пацан с соседней улицы, полчаса безуспешно пытавшийся распечатать “письмо”, запсиховал и погнался за якобы обидевшим его. Расстояние между ними метров двадцать, не меньше. Догонявший на бегу метнул биту и попал точно в затылок убегавшему. Кончилось крупной потасовкой, после чего мы приняли твердое решение: не водиться с совершившим такой поступок. Уличный кодекс чести выполнялся свято» (Гай, 1987, 77–80). См. также: Честь мальчишеская; Кодекс мальчишеской чести.