начальные слова вступления к поэме А.С. Пушкина «Руслан и Людмила». Из методического пособия 1970-х гг.: «Дома ученики прочитают по хрестоматии рассказ о Пушкине, выучат наизусть “У лукоморья дуб зеленый…”» (Мещерякова, 1975, 139). С 1930-х гг. по настоящее время вступление к поэме является предметом пародийных переделок.
О середине 1930-х гг.: «А у нас только временные трудности, впереди – сияющее и сверкающее коммунист. будущее. Только надо не терять бдительность! Вместе со всем классом я ищу (и нахожу!) в рисунке на наших школьных тетрадях (там изображен “вещий Олег”) потайные “фашистские” знаки; вместе с др. ребятами выбрасываю защёлку для пионерского галстука: как же, на ней, под серпом и молотом, изображён костер! Он же поджигает неприкосновенный символ! Вместе со всеми недоумеваю, почему в Ленинграде не переименуют универмаг ДЛТ: ведь это же, если прочесть наоборот, – Троцкий Лев Давыдович! Я очень ругаю и даже презираю себя, что не доношу пионервожатому на Юрку Михеева, который поет частушку: “Кто сказал, что Ленин умер, – я вчера его видал, / Без порток, в одной рубахе пятилетку догонял!” И еще: “У лукоморья дуб срубили, / Златую цепь в торгсин снесли, / Кота ученого сварили, / Русалку паспорта лишили, / А лешего сослали в Соловки”. Видимо, в моем классовом сознании есть какие-то изъяны» (Лупанова, 2007, 67–68). Из статьи петербургского фольклориста В.С. Бахтина (1923–2001): «У Лукоморья дуб срубили… Маленькая школьная Пушкиниана»: «Каждое новое поколение учит наизусть бессмертные пушкинские строки: “У Лукоморья дуб зелёный…” Наверное, поэтому так прижилась в школе пародия на них. Первоначальный взрослый вариант, кот. дал толчок всему последующему шк. творчеству, – острейшая полит. сатира: “У Лукоморья дуб спилили, / Златую цепь в Торгсин снесли, / Русалку паспорта лишили, / А лешего сослали в Соловки. И вот теперь то место пусто, / Звезда там красная горит, / И про вторую пятилетку / Сам Сталин сказки говорит”. Отлично помню, как мы декламировали на переменках эти стихи… 1950-е годы (вспомнил музыковед Михаил Лобанов, 1943 г. р.): “У Лукоморья дуб срубили, / Златую цепь в утиль снесли, / Кота на мясо изрубили / И нам на кухню принесли”. Уже забыты реалии 1920-х – 1930-х годов: страшные Соловки, лишение паспорта, за которым обычно следовала высылка, Торгсин (Торговля с иностранцами – а попросту магазин, где за золотые и серебряные вещи можно было прикупить продукты в добавок к тем, что давали по карточкам). Но голодные мечтания и остроты – те же. И всё больше детского во взгляде на окружающее. Из записей 1990 года:… “У Лукоморья дуб спилили, / Кота на мясо зарубили, / Русалку в бочку посадили / И тут же посолили. / Там на неведомых дорожках / Скелеты ходят в босоножках. / Там тридцать три богатыря / В помойке ищут три рубля, / А ихний дядька Черномор / Давно их спёр на “Беломор”… Там царь Кощей над водкой чахнет. / Не подходи – бутылкой трахнет!”… Осенью 1991 года я беседовал с ребятами в одной из библиотек. За несколько минут они записали десять вариантов “Лукоморья”!... …Каждая строчка, каждый образ постоянно переделываются, переосмысливаются, заменяются новым. Но чудо коллективного творчества, фольклора, в том, что и старое, первоначальное где-то живёт, где-то помнится – и вдруг, десятилетия спустя, снова выходит на свет божий… Разворачиваю бумажку: “Катя Черевкова, 8 класс 387 школы. 15 октября 1991 года” и читаю: “У Лукоморья дуб срубили, / Златую цепь в трактир снесли, / Кота на мясо зарубили, А лешего в Сибирь свезли. / И вот теперь в том месте пусто, / И красная звезда горит, / А леший, с ссылки возвратившись, / Народу сказки говорит”. Почти всё так же, как и шестьдесят лет назад… Искусство, говорят, зеркало жизни. Искусство это или не искусство – то, что мы прочитали сейчас, что живёт в сознании детей наших, – но и в этом осколочке зеркала желающий да увидит и поймёт многое» (Бахтин, 1993, 275–277). См. также: Лурье, 1998–2, 443–445.