«короткие (купальные, спортивные или носимые как бельё штаны» (Ожегов, 1988, 664) Трусы уличные, спортивные у детей. В стихотворении З. Александровой «Ветер на речке» (1932) читаем: «Возле речки – детский сад… / Мы купаться побежим, / Голышами ляжем, / Ветер, ты посторожи / Трусики на пляже! / Ветер дунул, обманул – и летят, как чайки / Голубые трусики, беленькие майки». «Малыши играют на припёке, / целый день проводят на реке; / ветер малышам щекочет щёки / и шумит в зелёном тростнике. / Поснимали трусики и платья, / через реку, брызгаясь, бегут… / В нашей речке хорошо купаться, / незабудки рвать не берегу» (Забила, 1970, 10–11).
О летнем школьном лагере конца 1940-х годов: «Костя увидел Светлану и мальчиков на платформе. Ребята все казались длинноногими, потому что были в коротких трусиках» (Артюхова, [1955] 1961, 237).
О конце 1950-х гг.: «Мы в семь в панамках и трусах / Выходим на зарядку» (Тараховская, 1963, 102).
О 1970-х гг.: «Панама потерял спортивные трусы. Ну как теперь на физкультуру пойдёшь?.. » (Алмазов, 1979, 13). Трусы (трусики) спортивные (уличные) у девочек.
О девочке тринадцати лет в 1939–1940 гг.: «Уже поднималось солнце… ... Тимур заглянул в распахнутое, выходящее в сад окно. У стола возле кровати в трусах и майке сидела Женя и… что-то писала. Увидав Тимура, она не испугалась… сунула недоконченное письмо в ящик и на цыпочках вышла из комнаты» (Гайдар, [1940] 1980–2, 363).
О 1950-х гг.: «А Настя не боится / Ни града, ни росы, / И на весёлой Насте / Лишь майка да трусы, / Да голубая лента / Связала две косы, / Отчасти для удобства, / Отчасти для красы! / Мы с Настенькой не тужим – / Нам нравится тайком / Под дождиком / По лужам / Пошлёпать босиком!» (Лифшиц, 1960, 10).
О конце 1950-х гг.: «На шум прибежала девочка с очень серьёзным лицом, в трусиках, майке и в новой шикарной шляпе с бантами» (Аленник, 1960, 39).
О 12-летней девочке в конце 1950-х гг.: «На тропинке перед ним появилась худенькая девочка в трусах и майке. Если бы не две косицы, ее можно было принять за мальчишку. Зацепив пальцами тесёмки белых теннисных тапочек, она вертела ими в воздухе… Из карманчика на трусах Юкка достала носовой платок... Они… по узкой тропинке взобрались на вершину гранитного массива. “Подожди минутку”, – сказала Юкка. Неподалеку от тропинки возле пня лежала куча хвороста. Юкка сдвинула её, достала сложенное платье. “Я всегда здесь оставляю, – натягивая платье через голову, сказала она. – В лесу оно зачем? А в селе нельзя. Тетки деревенские говорят, что я бесстыжая, и мама сердится“» (Дубов, 1963; 45, 53).
О 1980-х гг.: «Постоянно срывали уроки по физкультуре, т.к. от нас требовали ходить на неё в спортивных трусах. Девочкам было стыдно появляться в таком виде, и мы приходили в трико. Нас выгоняли с урока и отводили на разговор с директором» (494). Трусы (трусики) спортивные (уличные) у мальчиков.
О середине 1930-х гг.: «[Толстая тётка] взмахнула ведром и окатила Серёжу холодной водой. На спине и на трусиках осела картофельная шелуха. Мальчики… выскочили за ворота. Серёжа стиснул зубы… Лёвка молча выжимал на нём трусики, отряхивая с них приставшую шелуху… На рынке беспорядочно толкался народ. Серёжа и Лёвка, поддергивая трусики, озабоченно заглядывали под каждый платок» (Осеева, [1969] 1984–2; 354, 365).
О второй половине 1930-х гг.: «Витёк вышел из дому в трусах, майке, в расшитой золотыми нитками тюбетейке…» (Мошковский, [1963] 1987–1, 363).
О первокласснике (пришедшем в больницу ставить прививку и ожидающем приема) в конце 1930-х гг.: «Петя посмотрел на свои колени. М-да... Мама покраснела бы и за его рубашку, и за его трусики. Но за колени – больше всего...» (Могилевская, [1941] 1958, 12). О начале 1950-х гг.: «[Витасик] принёс им защипки для белья. Но как принёс! По дороге он все защипки нацепил на себя: на трусы, на панамку, на тапочки, даже на пальцы и на волосы!» (Гернет, [1953] 1960, 102). Трусы как элемент пионерской формы у мальчиков.
О 1922 годе на Дальнем Востоке: «Они шли мимо нас четкими широкими рядами, все, как один, в красных галстуках, в сиреневых безрукавках и черных трусах… Алое шелковое знамя с золотыми кистями и пятиконечной звездой на древке развевалось над головой колонны. Справа и слева от знамени – по пионеру, а впереди – два барабанщика… В красных галстуках, сиреневых блузках и черных юбках шли за колонной мальчиков пионерки. Короткая команда – и песня оборвалась, ряды перестроились в треугольники и квадраты. Пионеры остановились и стали делать разные гимнастические упражнения… И лишь тогда [я] надел новенькие, ещё пахнущие утюгом, сиреневую безрукавку и черные сатиновые трусы. Не было только галстука. В школу мы отправились, как на большой праздник: я в безрукавке и трусах, а Саша и Волик в своих обычных штанах и рубахах. Им должны были выдать форму бесплатно» (Чаусов, 1963; 221, 228).
О Москве в 1925 г.: «Встретил нас шустрый паренёк наших лет. Он был в синих трусах и в белой рубашке. На ногах у него были коричневые чулки в резинку до колен и новые тупоносые ботинки. На шее пионерский галстук» (Шманкевич, 1962, 27).
О летнем загородном лагере в перв. пол. 1930-х гг.: «Девчата уже вымылись и разбежались по палатам, а мальчики… нетерпеливо толпились у дверей ванной комнаты… И новенькие ребята… выскакивали из воды и, кое-как вытершись, натягивали трусы. Выбегали они из ванной стайками. Чистые, в синих трусах, в серых рубахах с резинкой, и, еще не успев подвязать красные галстуки… Возле кроватки стояла белая табуретка. На ней лежали: синие трусики, голубая безрукавка… После ужина ребята получили новые трусы, безрукавки и галстуки… “…Это оттого, что у меня шнурок оборвался и штаны вниз сползали”, – обидчиво возразил Карасиков… Наступил вечер праздника… “…Как у тебя шнурок, Карасиков? Опять трусы сползать будут?”» (Гайдар, [1934–1935], 1980–2, 18–19, 33, 66). Трусы для занятия физкультурой в школе.
О середине 1950-х гг.: «…В седьмом, точно, в седьмом классе началось…. Нас на уроки физкультуры водили… в сад Прямикова… …Мы приходим один раз, а там шестьдесят пятая [школа], в волейбол играют, через сетку. Все уже в майках, в трусах… …Мы ещё девчонки совсем, по четырнадцать лет. …Физкультурник Дима в свисток свистит, надо выходить, – мы тоже в майках, ноги голые, бледные после зимы, тощие, а трусов спортивных тогда не было, и мы мужские трусы колбасками подвертывали, шароварчиками такими» (Рощин, 2002, 77–78).
О 1960-х гг.: «Физкультура и спорт. Таня делает упражнение на бревне. Расскажите, чем занимаются ребята. Какая у них одежда? Майка. Трусы. Кеды. …Чем вы занимаетесь на уроках физкультуры?» (Баранников, 1965, 121). В 1960-х – 1970-х гг. в некот. школах трусы «объявля- лись» обязат. формой для занятий физкультурой.
О нач. 1970-х гг.: «“Ну нету, нигде нету... – прорыдал в дверях красный Толстиков, пятиклассник. Я была когда-то у них вожатой… Круглый и розовый, он напоминал огромного пупса, и его все щипали и тормошили, как игрушку. “Что стряслось?” – спросила я на правах бывшей вожатой. “Трусы-ы…”– ревел он на одной ноте, как шмель. “Я поставила ему двойку, и ничего другого он не получит, пока не явится на занятия в новых трусах, – удовлетворила мое любопытство Майя Матвеевна. – Из старых его окорока выпирают, как тесто, просто неприлично...” Толстиков всхлипывал: “Мама две недели ищет по магазинам...” […] Трусы (трусики) как предмет нижнего белья. Из статьи «Нижнее бельё в советской культуре…»: «…Неверно будет сказать, что повседневные разговоры о белье исчезают вовсе… Тема белья как предмета гигиены никогда не уходит из разговоров между… мамой и дочкой или теткой и племянницей. В детстве речь идёт о том, что нужно “менять трусики” или “не показывать их мальчикам / девочкам”» (Гурова, 2004, 109). См.также: Без трусов заставлять находиться. Трусы (трусики) у девочек как предмет нижнего белья.
О вт. пол. 1920-х гг.: «Мария Васильевна знала Асю ещё с тех времен, когда та бегала по двору в трусиках и привязывала к пяткам чувячек ниточные катушки, изображая соседку – модную даму на сверхвысоких каблуках» (Шошмин, 1961, 9).
О девочках 4–7 лет в конце 1920-х – нач. 1930-х гг.: «“А мне пора вставать, – сказала я и спустила ноги с постели. – Ну-ка, кто скорей оденется?” Ах, какая это трудная задача – одеваться! Легко надеть трусики. Даже платье, если голову просунуть в воротник и руки вставить в рукава, надевается довольно быстро. Но вот – застёжки! Каждая пуговица должна влезть в свою петельку; перепутаешь – просто смех что получается… Утром девочки, босиком, в одних трусах, целый час делают гимнастику с Алексеем в большой комнате, возятся, пыхтят на всю квартиру, прыгают и хохочут» (Смирнова, 1963; 13, 109).
О конце 1930-х гг.: «А пока [девочки]… купались, пришёл вор и украл всю их одежку. И платьица украл, и штанишки украл… Вот девочки выскочили из воды и бегут одеваться. Прибегают и видят – ничего нет: ни платьиц, ни штанишек… У них даже трусов не осталось... Милиционер говорит: “…Получайте… ваши вещи. Я вора поймал”. Развязал милиционер узелок, а там… все их вещи:… и сандалики, и чулочки, и трусики» (Пантелеев, [1940] 1970, 477–483).
О старшекласснице в 1939–1941 гг.: «[Зина]… стала срывать с себя одежду…: халатик, рубашку, лифчик, трусики... Она лишь взялась за них, оттянула резинку и тут же отпустила – резинка туго щелкнула по смуглому животу, и Зиночка опомнилась…» (Васильев, [1984]).
О 1940–1941 гг.: «У закрытой двери во вторую комнату стояла Катя – босая, в одних трусах и майке, с большой мокрой тряпкой в одной руке и ведром воды в другой» (Верейская, 1958, 49).
О 1942–1944 гг.: «“Ну, купайся, что же ты?” – сказала Рита. “…Тут мелко…” “Отвернись”, – попросила Рита… Маргаритка… доплыла до другого берега и, обхватив себя руками за плечи, шлёпнулась в тёплый песок. Её мокрая коса блестела на солнце. Длинноногая, стройная, в коротеньких чёрных трусах, лежала на Маргаритка на песке и смеялась…» (Козлов, 1980, 215).
О 1943–1944 гг.: «Теперь у Лидки три платья: одно старое и два новых. А майку и трусы мамка не даёт носить, – хранит к школе… “Ну вот, – вздохнула Лидка, – скоро можно будет подкапывать картошку – вот заживём! Ты уж, Фиша, потерпи немного, ладно?” “Ладно, – кивнула Фишка, – подожду… Уж постараюсь не помереть”. Опьянев от еды, молча вытянулись на траве. Лидка легла голая, головой на платье, Фишка тоже сняла платье и осталась в трусиках. Вовка как разведчик, в штанах с дырьями на заду, вдруг какая тревога. Разведчику не положено раздеваться» (Прокопьева, [1975] 1982; 225, 230–231).
О начале 1950-х гг.: «Мама … вдруг увидела на стуле Санино платье, беленькую панамку и сандалии на полу. Мама ахнула. Значит, девочка ушла из дому голодная, босая, в одних трусиках, с непокрытой головой в самый солнцепёк!» (Гернет, [1953] 1960, 66).
О двух мальчиках и девочке 12–13 лет в 1950-х гг.: «[Володя] не пролезал… в эту проклятую форточку… И тогда Женька похлопала Володю по спине. Он вылез из форточки… и… отступил от окна. Теперь завинчиваться стала Женька… Она туда влезла, как бы проскользнула… На мгновение мелькнула трусиками, чулками… Незнакомое волнение охватило Булку, он густо покраснел. Он прямо чувствовал, что именно густо!» (Иванов, 1979, 151–152).
О деревне в конце 1950-х гг.: «“Ну правда же! – засмеялась Феня. – Такой дождище польёт – до нитки промокнешь… раздевайся скорее!” – и сама быстро скинула платье. Разделся и Миша. А Серёжа остался в чём был… А Феня с Мишей прыгали в трусиках под холодными струями, фыркали, визжали» (Мусатов, 1960, 20).
О девочке 3,5–4 лет в 1959 г.: «Охотно стирает мелкие вещи – трусики, носовые платочки, купальник, майкубезрукавку. Получается довольно чисто, но отжимать все еще не умеет» (Низова, 1961, 172).
О начале 1960-х гг.: «А мама крахмалила Таискину юбочку. Утром эта юбочка, распушив все свои оборки, стояла на табуретке и ожидала Таиску. А Таиска бегала по дому в трусиках, грела утюг, разглаживала свои самые красивые капроновые ленты» (Цюрупа, 1964, 195).
О начале 1960-х гг.: «Прямо на Алёшу бежала по берегу девчонка. Голубой сарафан цеплялся за кусты. Рыжие косички расплелись, и красные ленты вились по ветру за её спиной… …Девчонка добежала до валуна… Не замечая Алёши, она быстрыми движениями загорелых рук сбросила сарафан и взялась за трусики... Юлька быстрым движением сдёрнула с себя сарафан и прыгнула в воду. “Куда ты?! – сердито крикнул Ким. – Сарафан возьми. Что же ты, так и пойдешь в разведку в одних трусах?”» (Браун, 1967, 42).
О середине 1960-х гг.: «Мама с отцом крепко спали, [7-летняя] Оля беспокойно шевелилась. Еще мгновение – и Одик вскрикнул: огромное стекло их комнаты с оглушительным звоном рассыпалось… Мама с отцом вскочили с тахты. Оля спросонья заревела… Отец торопливо застегивал пижаму, мама накинула легкий халат, а Оля, как спала, в трусиках, стояла в кровати на коленях, сон- ная, заплаканная, и смотрела на Одика» (Мошковский, [1967] 1972, 98).
О середине 1960-х гг.: «Сегодня у тебя день большой стирки. Тебе придётся выстирать: носовые платочки…; трусики и комбинацию из шёлкового трикотажа… Шёлковый трикотаж никогда не кипятят. Если же твои трусики и комбинация очень грязные, положи их на один-два часа в тепловатую воду… Свою шелковую трикотажную комбинацию и трусики… надо гладить с изнанки и тёплым, а не горячим утюгом» (Могилевская, [1967] 1974; 229, 231, 238).
О 1960-х гг.: «Лариса вымокла вся, ватник сбросила, в одних трусиках и маечке кружится, и роза у неё в косичке прыгает» (Дубровина, Янишевская, 1970, 108).
О девочке 8–10 лет в середине 1960-х гг.: «“Ладно, – сказал я. – Дуй отсюда. Сама зарядку не делаешь и мне мешаешь”. Трусики у неё были все в ярких цветах. Умора» (Вольф, 1971, 45).
О деревенской девочке в нач. 1970-х гг.: «“…Людка!” На высоком крыльце… появилась девчонка, большенькая уж, в коротком застиранном сарафанчике, мало чем отличная от мальчишек. “Людка, вставай в ворота [играть в футбол]!“… Девчонка… спустилась с крыльца…, встала в ворота. Сарафанчик она заправила под трусы, сжала упрямо рот, приняла боевую готовность» (Голубков, [1976] 1984, 49).
О 14-летней девочке в перв. пол. 1970-х гг.: «Ленка возвращается в чулан, натягивает поверх трусишек и майки короткое, выгоревшее до белизны платьишко» (Голубков, [1978] 1984, 68).
О 1970-х – 1980-х гг.: «Летом ещё можно было перекантоваться в трусах – язык не поворачивается назвать трусиками эту конструкцию с оставляющими палаческий след на ногах и животе резинками, простирающуюся выше пупка и ниже линии бедра, с крупной ластовицей и мощными проступающими сквозь любой плотности юбку швами, похожими на шрам» (Денисова, 2002).
О 1980-х гг.: «Юлька задирает лихо подол нарядного садикового платья, надувает живот, водит по нему пальцем и, не удержавшись от позыва озорства, попутно оттягивает и щёлкает по пузене резинкой трусов…» (Володин, 1991, 73).
О пятикласснице в 1980-е годы: “…Таня Смелая быстро ступила на лестницу… Витя тоже кинулся на лестницу… “Она вас двоих не выдержит! – закричала Рыжикова. – Видишь, как дрожит!”… Витя спрыгнул на землю. Лестница… действительно дрожала. “Немедленно вниз! – он закричал. – Я тебе приказываю!” Таня его почти не слышала. Ей надо было свой страх заглушить да ещё не смотреть вниз, как все советуют. И она, может быть, и на счастье своё, представила… подумала… вспомнила, что лазить по лестницам в коротких платьях девочкам совсем не рекомендуется и что сейчас трусы её в разноцветную чебурашку сверкают, как воздушный шар! И Тане до того стыдно сделалось…» (Иванов, 1990, 164–165).
О 1990-х гг.: «Задирание подола у девочек началось в школе, сначала в игровой форме “Московский зонтик”, без насилия и мальчиков. Когда задирали юбки мальчики, они даже не смотрели, каким цветом были трусики – может, это было заигрывание, так как после этого девочки обязательно бегали за мальчиками. Это было чаще в начальных классах. Всем девочки старались остерегаться этого – зажимая подол между коленками. А вот став постарше, мальчики называли уже цвет трусиков со словами: “А у Юльки сегодня белые трусы! Ха-ха!” “Ну и что, – говорила Юлька, – не ворованные ведь”. Со временем эта игра стала неинтересной, потому как девочки реагировали на мальчиков как на дураков, не обращали особого внимания» (592). Трусы (трусики) у мальчиков как предмет нижнего белья.
О Москве 1939–1940 гг.: «Саша вывез из Латвии много особенного: полосатые трусики с костяной пряжкой для Леньки, яркие платья и кофточки для своей Дуси..., точилку для карандашей в виде хорошенького автомобильчика…» (Сергеев, 1995–1, 13).
О 1940-х гг.: «…Ходили купаться. … Я еле держался на воде. Пузырь воздуха в больших мокрых черных сатиновых трусах поддерживает» (Сергеев, 1995–1; 26). В начале 1940-х годов деревенские мальчики еще не носили трусов.
О 1941 годе: «Лилька закричала: “Эй, куда?” Стёпка остановился. “Купаться”. “И я с вами!” “Только тебя не хватало”. “А тебе что, жалко?” “Не жалко. У нас трусов нет”. “Мы будем нагишом”, – пояснил Лапоть. “Эх вы, шантрапа несчастная”, – язвительно сказала Лилька и помчалась назад в деревню, только пятки засверкали» (Курочкин, 1967, 164).
О конце 1940-х – начале 1950-х гг.: «…Вадик крикнул: “Хватай, лови!” На Паню упало что-то мягкое и теплое. Это была рубашка Вадика… “Получай! – крикнул он. – Это мои трусы, Пань!” “Ну и безголовый! – рассердился Паня. – А теперь как ты пойдешь к Самохиным через поселок, если ты голый?” “Да, правда! – расхохотался Вадик. – Так я же не подумал... Ничего, Пань, я спущу веревку, привяжи к ней трусы, а рубашку оставь себе”» (Ликстанов, [1953] 1964, 341).
О мальчиках начала 1950-х гг., отдыхавших в пионерском лагере: «После одного из таких купаний мальчики сидели на завалинке по-прежнему в одних трусах и обсыхали. Трусы у всех были одинаковые – из черного сатина, широкие и почти до колен». […]
О нач. 1980-х гг.: «Я сделал последнюю слабую попытку остановить его: “Да не стоит, Генка. Ты ведь плавок с собой не взял”. Но он меня даже не слышал… На заснеженной Неве в длинных до колен трусах и в войлочных ботинках стоял Генка… Тут уж я и вправду стал тонуть… Но в последний момент Генка успел схватить меня за трусы, которые как трофей и остались у него в руках. “Ну, нет! – сказал я, отплёвываясь. – … Вопервых, отдай трусы…”» (Фёдоров, 1983; 33, 42). Трусы семейные у мальчиков - длинные трусы как предмет нижнего белья у мальчиков.
О перв. пол. 1970-х гг.: «Дня через два на физкультуре, когда они выстроились по линии баскетбольной площадки и все сверкали шортиками или красивыми трусиками, Стаин один оказался в длинных сатиновых трусах, которые обычно называют “семейными”. На ногах его красовались чёрные полуботинки на микропоре, в которых он обычно ходил. А в семейные трусы была вправлена та самая ковбойка. Физкультурник Степан Семёнович осмотрел строй. Подчёркнуто остановил взгляд на Стаине: “Вот ты, шаг вперёд”. “Извиняюсь, – сказал Стаин, – позабыл, шо у вас сегодня физра”. “Стань в строй, физра! – сухо бросил Степан Семёнович. – В таком виде допускаю тебя до своего предмета в последний раз!”» Иванов, 1978, 17). Без трусов заставлять находиться - распространённый вид неофициального наказания детей в воспитательных учреждениях (детский сад, летний лагерь) в 1960-х – 2000-х гг.
О середине 1950-х гг.: «Наш признанный комик… до школы ходил в детсад, где то ли нянечки, то ли воспитательницы силой стаскивали с детей трусики в качестве наказания и выставляли затем в раздетом виде на всеобщее обозрение – например, под новогоднюю елку» (Клех, 2003).
О детском саде в г. Свердловске нач. 1960-х гг.: «Иногда, воспользовавшись тихим часом, воспитательница куда-то уходила по своим делам и оставляла присматривать за нами кошмарное, сказочно злобное существо – воняющую хлоркой, костлявую и рукастую техничку. Больше всего на свете любой из нас боялся наказания, которым эта фурия грозила провинившимся: быть выставленным на подоконник без трусов! А окна-то выходили на улицу. Это было очень серьезно. Это было страшно без дураков. До полного онемения. Это было воспитание чувств» (Застырец, 2006).
О Тюменской обл. в 1974–1977 гг.: «Когда я была воспитанницей детского сада, то у нас была няня. Она во время сончаса, когда кто-то не спал и мешал другим, снимала с ребенка трусики, ставила на кровать, и ребенок так и стоял. Я помню, что чаще всего это были мальчишки. Было это в возрасте 4-5 лет» (590).
О дет. саде в Башкирии в середине 2000-х гг.: «Воспитательница детского сада в городе Белорецке (Башкирия)… заставляла непослушных стоять босиком на холодном кафеле, водила их в трусиках или вообще голышом на осмеяние детям из других групп…» (Гунтик, 2006, 35).