«ритуальная фраза», призванная обеспечить вышедшему во двор ребёнку право съесть вынесенную еду (лакомство) одному, не делясь с другими. Фразу следует рассматривать в комплексе с фразой «Сорок восемь – половину просим».
О 1960-х гг.: «Это были шестидесятые годы… Мы выбегали во двор, торопясь, доедая пирожок, булку с маслом, а иногда и просто кусок хлеба. В то время не считалось зазорным попросить у обладателя пирожка: дай маленько! Обладатель же пирожка, если он, конечно, не жмот, а жмотов мы не уважали, – вынужден был делиться… Но интересно, как происходил процесс попрошайничества. Использовались почему-то числительные. “Сорок восемь – половину просим!” Хочешь, не хочешь, а половину куска должен отдать. Но против попрошайничества существовал свой прием. Надо было, прежде чем кто-либо покусится на твой пирожок, сказать: “Сорок один, ем один”. И тогда у тебя никто ничего не попросит, пусть даже все вокруг помрут с голоду. Кстати, в современных дворах таких правил нет. Я это знаю, поскольку у меня полно знакомых детей... Моя память отчетливо сохранила процесс выхода во двор моего дружка Борьки Штемлера. Сначала в дверях появлялась пронырливая мальчишеская голова, затем следовал все утверждающий вопль – сорок один – ем один! – и тут же на арену событий выбегал Борька с кремовым пирожным в руке» (Юзеев, 2003).
О девочке 5–8 лет в Шадринске в 1991–1994 гг.: «С раннего детства я помню выражение “Сорок один – ем один, сорок восемь – половинку просим” и всегда думала, что его знаем только мы (я и мой старший брат) с папой. Когда мама приходила с работы, папа первый подбегал к ней и брал у неё из рук пакет с продуктами. А когда доставал оттуда что-нибудь вкусное (например: пирожное или конфеты), то обязательно громко, чтобы мы слышали, говорил: “О-о!!! Сорок один – ем один”. Через мгновение в кухню прибежала я и кричала: “Сорок восемь – половинку просим”, на что брат отвечал спокойным тоном, последним входя в кухню: “Сорок пять – дайте откусить!” Этим выражениям нас научил папа. Помню, в первый раз он так сказал (мне было лет пять), а я не знала как реагировать (стояла и улыбалась). Тогда он пояснил: “А ты должна ответить: “Сорок восемь – половинку просим””. Брат, насколько я знаю, придумал свою реплику сам (или у кого-то тоже научился, во всяком случае, не у папы). Мама никогда с нами так не говорила. Мне всегда очень нравилась такая словесная игра. Это было (до сих пор есть) что-то наше, семейное, чего я нигде больше не слышала, что сближало нас с отцом» (020). В 1993–2002 гг. в селе Половинном Половинского района: «Когда бегаешь много на улице, во дворе с друзьями, то совсем забываешь про дом. За мной обычно приходила мама: пора кушать, надо помочь по дому или переодеться. Обычно после этого я возвращался во двор. Убегая из дома, всегда брал с собой что-нибудь из еды: конфету, яблоко, хлеб с маслом и многое другое. Мне казалось, что кушать на улице – прикольно, весело. Обязательно кто-то подбежит, скажет: “Дай попробовать” или “Дай откусить”. Обычно “чаек” много слеталось. Иногда я говорил фразу: “Сорок один – ем один». Часть потенциальных едоков отсеивалась. А кто был хитрее, придумывали продолжение фразы: “Сорок восемь – половину просим”. Если человек не мог сказать рифму, то тогда он просто говорил, например: “12 – дайте укусить”. Тогда все смеялись, приходилось делиться» (016).
О с. Красная Звезда Шадринского р-на в 2002 году: «В классе десятом кто-то из одноклассников рассказал анекдот. Лиса, медведь, волк, заяц, черепаха оказались в ловушке. День сидят, два сидят голодом. На третий день лиса достаёт из сумочки еду: “Сорок один – ем один”. Волк говорит: “Сорок восемь – половину просим“. Лиса поделилась. Второй день – всё то же самое. На третий день лиса и волк повторили свои слова, и черепаха говорит: “Двенадцать с половиной – дайте откусить”. Мы использовали фразы из анекдота, когда кто-нибудь ел хоть что-нибудь» (011).