«Коньки с сильно загнутой передней частью и широким полозом» (Словарь, 1962–13, 1475).
О 1903 годе в Москве: «У входа на каток всегда толпились пресненские ребята. Они с завистью смотрели на разрумянившихся от мороза барышень в меховых шапочках. Барышни держали подмышкой коньки “снегурка” и пересмеивались с гимназистами» (Бродская, Голубева, 1938; 17).
О середине 1900-х гг.: «У Гриши забилось сердце. “Если б накопить рубля три, я б присмотрел коньки “Снегурочка”...” “А зачем копить? Я тебе сразу отдам за три месяца. Иди и покупай свою “Снегурочку””» (Кононов, 1958, 337).
О 1913–1914 гг.: «… Гимназисты в серых шинелях с блестящими пуговицами, предпочитавшие марку “Снегурочка”… В то время, когда я сменил “Снегурочку” на “Нурмис”…» (Андреев, 1966, 87).
О подростках в Москве в нач. 1920-х гг.: «Они приходили на каток вечером… Все ребята ездили на “снегурочках”, “нурмисе” и только один Юра на “норвежках”… Генка катался на коньках очень хорошо, лучше всех в школе, но разве мог он на “снегурочках” угнаться за “норвежками”! Он позорно отстал от Юры на целых полкруга. После этого случая все стали дразнить Генку. Ездили за ним и кричали: “Эй, валенки, даешь рекорд!” Генка с досады перестал ходить на каток…» (Рыбаков, [1948] 1981–1, 180–181).
О Петрограде-Ленинграде в 1920-х гг.: «В большом ходу у мальчишек, так называемых “уличных”, зимой было катание на коньках “Снегурочки” или “Нурмис”, прикрученных веревками к валенкам…» (Поздняков, 1994, 291)
О 1920-х гг.: «Наконец наступило утро его рождения. Toлько-только открыв глаза и очухавшись, Гринька запустил руку под подушку и сразу же нащупал там твердый и тяжелый сверток. Он поскорее вытащил его наружу, распутал шпагат и содрал газету. Перед ним засияли зеркальным блеском, слепя глаза, новенькие снегурочки! Не какие-нибудь деревянные чурки с проволочным полозом, не проржавевшие “англичанки” с двумя зубцами на носу, отслужившие уже свой век на чьих-нибудь ногах, а совсем нетронутые, магазинные конёчки. Мама стояла рядом и, улыбаясь, смотрела на порозовевшее лицо сына» (Гроссман, 1971, 254).
О конце 1930-х гг.: «“Гм... А какие у тебя коньки?“ ““Динамы”, – гордо ответил Петя. – Прямо к ботинкам приклепаны...”. “Эх! Разве на таких катаются! – с презрением проговорил Лева. – Вели матери “гагены” купить… До десятого класса будешь на своих “снегурочках” гонять”. “У меня “динамы”, – обиделся Петя. – Это разница”. “А по-моему, никакой…” – отрезал Лева… “Вот ещё! – тоже сердито проговорил Петя. – Как ты не понимаешь? У Лёвы “гагены”, у меня “динамы”, а у Вовы какие-то “снегурки”…” Вообще Лева зря хвалился своими “гагенами”… В два счета Вовка перегнал бы Леву на своих “снегурочках”» (Могилевская, [1941] 1958; 92–93 ,95, 97).
О середине 1940-х гг.: «Из уральской деревеньки, где мы были в эвакуации, я привёз пару крохотных лыж, коньки-снегурки, которые прикручивались к валенкам верёвками, книжку “Сказки дядюшки Римуса” и шахматы. Всё это мне досталось в наследство от выросшей за время войны девочки, тоже эвакуированной» (Яхнин, 2002, 98).
О Свердловске во вт. пол. 1940-х гг.: «Почти у всех детей были коньки-снегурки, которые привязывались веревками к валенкам и укреплялись на них палочками!» (Факова, 2006).
О Челябинске в 1960-е гг.: «Зимой душу отводили на катке. Скольжению учились во дворе, когда к валенкам привязывали “снегурки”. Был в квартале улиц Горького – Грибоедова – Савина – Ловина замечательный каток» (Овчинникова, 2006, 2). «Мне “снегурки”-коньки подарили, / Я от радости громко запел…» (Осеева, [до 1969], 1985–2, 548).
О конце 1960-х гг.: «[Третьеклассник] Сеня вызвал [дошкольницу] Маринку в переднюю. “Во, гляди”, – он показал ей новые коньки с ботинками. “Ой, каки-ие! Это не “снегурки”, да?” ““Снегурки”! На таких чемпионы катаются, поняла?” Маринка поняла. Тогда Сеня позвал ее на каток» (Киселева, 1972, 61). См. также: Коньки.