украшение, носимое посредством продевания его элемента в мочку уха. Серёжки у девочек. «В западнои южнорусских губерниях еще в 1920-е гг. девочки-подростки зачастую носили лишь рубаху с поясом (без поясной одежды) вплоть до совершеннолетия и даже свадьбы… Зато одним из маркеров принадлежности к женскому полу здесь непременно были серёжки: в 6–7 лет девочке протыкали уши и надевали “пушки” – круглые шарики из гусиного пуха. Такие “пушки” впоследствии – во время девичества, а затем и в первые годы замужества – являлись деталью головного убора, их закрепляли на висках или под ушами» (Мадлевская, 2006–1, 236).
О девочке 9–11 лет в 1905 году в Одессе: «Мотя… задрала вверх лицо… Её глаза были полны слёз, и в ушах дрожали крошечные бирюзовые сережки. Петя заметил, что такие сережки чаще всего бывают у молочниц… Что же касается Моти, то это совсем другое дело. …Она была девочкой, …у неё в ушах качались голубенькие сережки… Ах, какой это был счастливый, замечательный, неповторимый день! Никогда в жизни Петя не забудет его. Петя заинтересовался, каким образом на ушах держатся серьги, и девочка показала ему проколотые совсем недавно дырочки. Петя даже решился потрогать мочку Мотиного уха, нежную и еще припухшую… Что-то общее с Ближними Мельницами было в этом простонародном гулянье, где у многих мужчин оказывались тоненькие железные тросточки, как у Терентия, и у множества девочек – бирюзовые сережки, как у Моти» (Катаев, 1961; 131, 133, 135, 241).
О 1910-х гг.: «Устюшка сидела прямо, вытянув перед собой босые, худенькие… ноги. Она сняла с головы белый головной платок… Без платка она выглядела по- новому: были видны ее косички, тонкая шея, в ушах блестели медные серёжки» (Игумнова, 1957, 12). Запрет ученицам носить украшения, в том числе, серёжки, долгие годы являлся причиной конфликтов между школьницами с одной стороны, и администрацией школы и учителями – с другой.
О пятикласснице в 1970-е гг.: «В ушах у [Оксаны] голубые серёжки. В моё время [1940-е – 1950е гг.] одиннадцатилетние девочки не носили серёжек… Теперь многие девочки носят серьги» (Матвеева, [1982] 1986, 61).
О конце 1970-х гг.: «И начиналась линейка… Голоногая пионервожатая маршировала к директору, звонко докладывая о сборе дружины… Алла Павловна следила за каждым. Если ей что-то не нравилось, то молча подходила к тому, кого приметила, и одергивала, стискивая по-женски губы от злости. Или если замечала, что у какой-нибудь девочки в ушах сережки…, то рявкала на весь зал: “Беляева, ко мне! Вынимай из ушей побрякушки!”…» (Павлов, 2004, 3).
О г. Копейске Челябинской обл. в 1970-е – 1980-е гг.: «Первые серьги мне прислали по почте. Я училась в 7-м классе, была вице-президентом Клуба интернац. дружбы и переписывалась с мальчиком из Венгрии. После нескольких писем от него пришла бандеролька с их пионерской газетой, коробкой венгерских конфет и сверточком, на котором было написано “Залата серга”. Долгие годы я хранила их как воспоминание о шк. жизни. Но украсить ими себя я решилась только на первом курсе мединститута» (Борисова, 2007).
О 1970-х–1980-х гг.: «В чём проявлялась подростковая фронда в недавние времена, когда старшеклассники обязаны были ходить в школьной форме, не носить колец и серег, не краситься, не курить?» (Медведева, 1995, 3). См. также: Загадывание желаний на серёжке. Серьга у мальчика.
О мальчике 8–9 лет в 1998 году в Москве: «Помню, в начальной школе Георгий захотел проколоть ухо. Понятно, что я была от этого не в восторге, но он настойчиво меня об этом просил. Тогда я сказала: “Если ты действительно так сильно этого хочешь, прокалывай! Но помни, это твоё решение и только ты несёшь за него ответственность”. Сколько я выслушала из-за того, что сын с серьгой ходит во второй класс! И когда в школе его стали дразнить девчонкой, я сказала: “Имей мужество отвечать за свои решения. Вот если ты сейчас снимешь серьгу, значит они правы, ты действительно девчонка. Ты можешь её снять, но только когда сам этого захочешь, а не потому, что Валерка тебе что-то там сказал! А потом добавила: по секрету они все хотят такую серьгу, просто им родители не разрешают. Не снял. Я была рада» (Гузеева, 2007, 27).