«Деревянная развилка с привязанной к её концам резинкой для метания» (Словарь, 1961–12, 1363). Рогатки в 1900-е гг.
О нач. 1900-х гг.: «Из рогатки я стреляю в птичку. Птичка улетает и садится на дерево… Я даже нацеливаюсь из рогатки и пускаю камешек в уходящих коров…» (Зощенко, 1993–4, 527).
О середине 1900-х гг.: «Он по-прежнему… смеялся. Шутил с товарищами. И даже стал ухаживать за одной курсисткой Симочкой. И мы, мальчишки, были раздосадованы его поведением. Мы ненавидели от всей души этого студента со стеком. Когда однажды он сидел на пристани, мы с берега стали стрелять в него из рогаток. Он ужасно рассердился на нас. Закричал. Погнался за нами. Но когда он гнался за одним, другие в него стреляли. Мы стреляли в него так, что он, наконец, побежал домой, закрыв голову руками. Три дня мы обстреливали его дачу. Мы стреляли в каждого, кто выходил из его дома. Даже стреляли в его мамашу. И в кухарку. И в гостей. И в собаку. И даже в кошку, которая выходила погреться на солнышке. Мы выбили несколько стекол на веранде. И довели его до того, что он вскоре уехал. Он уехал с распухшим носом. Это кто-то из нас выстрелил в него из рогатки, когда он с вещами шел на пристань» (Зощенко, 1994–3, 555–556). Рогатки в 1910-е гг. Из стихотворения М.Л. Моравской начала 1910-х гг.: «В блаженном июне, окончив труды… / Поедем в деревню – я, Шурка и Коля, – / И будет веселье и вольная воля… / И будем купаться, и будем грести, / И сможем рогатки себе завести» (РПД, [1912], 1989, 586).
О 1915–1916 гг.: «Володька посмотрел на рогатку и не торопясь спрятал её в карман. Вскоре оказалось, что рогатка пригодна не только для игры. Он убедился в этом на деле, кончался второй год тяжелой войны с Германией. Продукты дорожали, их становилось всё меньше, во всем была нужда. Голод сделал из Володька отличного стрелка, и он часто приносил домой убитого метким выстрелом голубя или другую птицу и гордился, что хоть чем-нибудь помогает матери» (Бондаренко, 1959, 55). Об Украине 1910-х гг.: «Мальчишки бегут из всех переулков, они выскакивают из всех калиток, с рогатками, самострелами и пиками» (Ямпольский, 1964, 292). Рогатки в 1920-е гг.
О школьниках в конце 1920-х гг.: «“Жар-жакет” прозвали его пальтишко ребята, потому что оно у него всегда… распахнуто… А вот уж когда Миронов выдернет свою рогатку из кармана жар-жакета, все останавливаются и смотрят. Миронов ловко натягивает резинку. Камень летит у него, как пуля. Без промаха бьёт. В провод ударит – на всю улицу гудит гул. В собаку пальнёт – с визгом шарахнется в подворотню собака… Случалось Миронову с стёкла в домах выбивать… И вдруг маленький Киссель нацелился и пальнул в фонарь из рогатки» (Будогоская, [1929] 1988, 87–89). Рогатки в 1930-е гг.
О начале 1930-х гг.: «Долго мы лежим на увале и говорим о всяких мальчишеских делах. Например, о том, где достать резины на рогатки. Желательно бы красной» (Соболев, 1964,38). Рогатки в 1940-е гг. Об 11-летней девочке в Ленинграде 1940–1941 гг.: «Шёл ей двенадцатый год, и звали её Кирой… Никто никогда не видел Кирюшку с куклой в руках. Но зато она отлично играла в футбол и в городки и ловко мастерила рогатки» (Карасёва, 1960, 11).
О 1941–1942 гг.: «“ Ну что, предатель?” – спрашивает Витька, доставая рогатку. Пулю от патрона он вкладывает в кожеток медленно, чтобы Валерка видел, чем заряжена рогатка… Все три рогатки заряжены пулями. Резинки натягиваются. “Как только пикнешь, так глаза выбьем”, – предупреждает Лягва и ругается, – а без глаз ты уж не укажешь на нас”. Валерке страшно. У него подгибаются ноги, губы дрожат. “Я не предатель, – шепчет он. Лягва скалит зубы и сильней натягивает резинку… Можно и отсюда его убить. Пулей из рогатки попасть в висок – и он свалится. Пусть сделает шаг, только один шаг. Из рогатки даже лучше. Главное – не промахнуться. На таком расстоянии не промахнусь. Для верности заложу в кожеток маленькую пулю от пистолета. Рука вытаскивает рогатку» (Ляленков, [1962] 1981; 112, 116).
О 1942–1944 гг.: «…Мы с Грачевым начали свой учебный год в шестом [классе]. Новые знакомцы на первом же уроке влепили нам из рогаток горохом по затылку. В течение недели обстрел длился беспрерывно… “Вот что придумали, рогатки!...” – кривя губы, говорил Грачев... И в самом деле, мы и наши приятели на Канатной улице увлекались рогатками, когда нам было по десятьодиннадцать лет. А тут – спохватились! И мы вырвали у двух-трех рогатки из рук, поломали их на куски, отобрали резинки. Мы отвели в сторону нескольких наиболее неугомонных: “Бросьте, ребята. Если на то пошло, мы можем сделать рогатки посильнее“… Васильков обзавелся новой рогаткой, и неск. твёрдых горошин, пущенных им, пролетели над головой учителя, стукнулись о классную доску. На следующий день молодой учитель не появился…» (Бакинский, [1955] 1956; 88, 92–93).
О 1943 г.: «…Сразу же из задних рядов выстрелили из рогатки. Железная пулька из толстой проволоки метко попала ей в шею под ухо. Девочка громко ойкнула, схватилась рукой за шею, а в разных концах класса послышалось весёлое фырканье… Ребята сумели сильно отравить новенькой жизнь: не пропускали случая подставить ей ножку, стрельнуть из рогатки в спину или плюнуть из трубочки жеваной бумагой… теперь железные пульки с задних рядов летели не только в спину Иды, но и мою…» (Петров, 1978; 149, 153).
О 1947 годе: «Мальчик вернулся к письменному столу и запихнул тетрадь в самый низ ящика… Рука при этом наткнулась на какой-то предмет, таившийся в углу. Это оказалась рогатка. Растопырка из обрубка веток, с тщательно примотанной проволоками тугой резиной. Оружие для стрельбы камешками образца приблизительно сорок седьмого года… Мальчик вертел в руках рогатку, натягивал и отпускал с легким щелчком резиновую тетиву…» (Дробиз, 2004)
О 5-летнем мальчике во вт. пол. 1940-х гг.: «Выдумали, будто он на девочку похож. Это прямо смешно… У девочек, что ли, бывают рогатки? А у Сережи есть рогатка, из нее можно стрелять камнями. Рогатку ему сделал Шурик... “И возьмешь, никуда не денется лопата. Мама встанет, и возьмешь, – сказала тетя Паша. – Смотри-ка, а вот рогатка твоя. Вот ты пока рогаткой позанимаешься…” …[Серёжа] взял рогатку и вышел на улицу. Напротив на заборе сидел воробей. Сережа, не целясь, стрельнул в него из рогатки камушком и, конечно же, промахнулся. Он нарочно не целился, потому что сколько бы он ни целился, он бы все равно не попал, кто его знает – почему; но тогда Лида дразнилась бы, а теперь она не имеет права дразниться: ведь видно было, что человек не целился, просто захотелось ему стрельнуть, он и стрельнул не глядя, как попало» (Панова, [1955] 1956; 411, 420–421). Рогатки в 1950-е гг.
О 1950-х гг.: «Он… выторговал рогатку. Знатное было оружие. Сделал я её из красной резины, которую украдкой отрезал от материных литых галош» (Акулинин, 1985, 153).
О конце 1950-х гг.: «Ариша… собрала в кружок всю свою звёздочку. “Ну, октябрята, дружные ребята, теперь со всякими ссорами и драками у нас покончено. И Гриша Чайников теперь драться не будет. И рогатку свою закинет. Правда, Гриша, ведь закинешь?” “Закину”, – пробурчал Гриша» (Воронкова, 1961, 18).
О конце 1950-х – начале 1960-х гг.: «Женя вспомнил, как вчера он хотел подстрелить из этой рогатки воробья, а попал в окно второго этажа, где жил старик Семилетов. Стекло разлетелось на мелкие осколки. Ребята разбежались… Женина ладонь, сжимавшая в кармане злополучную рогатку, стала горячей и влажной. “Я сейчас”, – сказал он маме и свернул в переулок. Там он быстро вытащил из кармана рогатку с отполированной от частого употребления ручкой, разорвал красную, звонко хлопнувшую резину и все это без сожаления бросил в урну» (Туричин, 1962, 19–20). Рогатки в 1960-е гг. Обличению мальчиков, стреляющих из рогаток, посвящена пьеса для кукольного театра «Слон и Зоя»: «Т ё т я П а ш а: Петька Стоеросов из квартиры номер пять всё безобразничает… Завёл себе рогатку и сперва по стёклам пулял, а теперь другую забаву надумал: собак и кошек калечить. Как завидит собаку или кошку, сделает зверскую рожу, прицелится из рогатки – бац! – и подобьёт безвинное животное. Это не мальчик, это фашист какой-то! И матери жаловалась, и рогатки отнимала…, – ну ничего не помогает… [Слон] Т о м. А что это такое – рогатка? В о р о н а. Такая штука с резинкой. Он туда камешек кладёт, резинку натягивает, говорит: бац! – и камень летит вам в ногу, или в крыло, или в хвост, а то и в голову. Ф а т и м а. Но ведь это же, наверно, больно? В о р о н а. Ещё как! К а к а д у. Зачем же он это делает? В о р о н а. Получает от этого удовольствие» (Лифшиц, 1962, 64–65, 86–67).
О начале 1960-х гг.: «Витька после уроков подстрелил из рогатки возле школы дикого голубя, а Борька возмутился и в присутствии всех толкнул его в плечо и обозвал живодёром» (Балдин, 1963, 17).
О начале 1960-х гг.: «За столом сидел… наш директор. Он… сказал: “Сдавай оружие!” И мы все по очереди… сдавали оружие. На столе, кроме пистолетов, оказались две рогатки и трубка для стрельбы горохом» (Драгунский, 1964, 16).
О Свердловске в перв. пол. 1960-х гг.: «Сява Дубасов… владел огромной заводской катушкой “авиационки”. …Никогда не забуду, с каким замиранием сердца глядел, как Сява отматывает ее для меня. Ровно такой длины, какая потребна на изготовление совершенной, четырехрядной рогатки с оптическим прицелом (то есть круглой, как рамочка для зеркальца). Ни разу не стрелял из неё по птицам, людям или кошкам. Хотя мне из чужих рогаток не однажды перепадало по мягкому месту. Я целил только в небо. Даже во время дождя. Задирал лицо навстречу мокрым пунктирам, прищуривал левый глаз, растягивал резину до бедра и – отпускал. И алюминиевая пулька летела выше пятиэтажного дома… Летела и возвращалась… Иной [выстрел] срывался, и пулька всей мощью энергии… ударяла по пальцу...» (Застырец, 2006). О 1960-х гг.: «Вова рос крепким и сильным мальчиком. Все боялись его… Товарищей он бил. В девочек из рогатки стрелял» (Пермяк, 1967, 8).
О конце 1960-х гг.: «…Серёжка, растянув рогатку книзу, медленно подошёл к девчонкам. Они несмело расступились. В неровном квадрате… лежала зелёная стекляшка… “Мак?” – спросил Серёжка, ещё выше оттягивая над стекляшкой кожаный язычок с круглым камешком. Он отпустил язык, и под ноги девчонкам брызнули зелёные осколки. Там, где была стекляшка, на сером асфальте лежала только голубоватая пыль. “Дурак! Дурак, а не мак!” – закричали девчонки, но Серёга уже был далеко от дома, деловито сматывая на ходу рогатку» (Немченко, 1972, 17).