небольшой складной карманный нож. На протяжении десятилетий перочинным ножиком желали обладать большинство мальчишек. Во всяком случае, эта тема являлась постоянной в творчестве отечественных писателей.
О конце 1880-х гг.: «Никита сидел и думал, что ни у кого из мальчишек нет такой чудесной скамейки. Он вынул перочинный ножик и стал вырезывать на верхней доске имя – “Вевит”» (Толстой, [1919–1922], 1984, 11).
О нач. ХХ в.: «На скамье… сидит реалист… Серая блуза перетянута ремнем с медной бляхой. Книги и фуражку положил на скамью, а сам перочинным ножиком строгает ветку, чтобы сделать хлыст» (Будогоская, [1929] 1988, 26).
О начале 1930-х гг.: «У него портфель / Из кожи, / Острый ножик / перочинный!» (Барто, [1935] 1969–2, 183).
О конце 1940-х – нач. 1950-х гг.: «Паня остолбенел, глядя на то, что Вадик назвал штучкой: чудеснейший перочинный нож, блестевший перламутром и никелем… “Смотри, смотри! – торжествовал он. – Это просто нож – самый главный, это тоненький, а вот совсем коротенький. Штопор, открывалка для консервов, отвертка, шило – делать дырки“» (Ликстанов, [1953] 1964, 378).
О конце 1940-х гг.: «И теперь в походе Гоша / Изнемог… / Так и кажется бедняге, / Что… довольно много тянет / Перочинный нож в кармане» (Сергеев, 1952, 14). «О конце 1940-х – нач. 1950-х гг.: «Но особенную цену, конечно, имел твой перочинный нож с двумя лезвиями, большим и маленьким, да вдобавок еще шилом и штопором… Чтобы попользоваться им по очереди, тебя снисходительно принимали играть в тычки или ножички. Попадешь удачно, и нарезай себе одну за другой доли владений внутри очерченного на земле неровного круга, стирай подошвой черту чужих, отмененных границ. Не так просто удавалось втыкать тот же нож в землю разными искусными способами; самый трудный из них…: нож раскачивался за кончик лезвия двумя пальцами так, чтобы потом воткнулся, перевернувшись. Самодельной заточкой, с рукояткой, обмотанной черной изолентой, это получалось почему-то гораздо лучше» (Харитонов, 1998).
О нач. 1950-х гг.: «Подарок именинный – / Отличный / Перочинный / Стальной / Складной / Карманный нож. / Шестнадцать лезвий / В нем найдешь!../ Давным-давно прошла пора, / Когда чинили перья. / И всё ж – / По правилам старинным – / Нож / Называют перочинным… / Все то, что нужно, – под рукой: / Набор ножей и пилок, / И штопор для бутылок. / Есть и сверло, и долото… / Опять начищены до блеска / Стальные ножнички, стамеска, / Опять сверкают, как стекло, / Отвертка, шило и сверло./ Блестит набор клинков и пилок / И цепкий штопор для бутылок». (Маршак, [1955] 1968–1, 240–244). О 7-летнем мальчике в середине 1950-х гг: «[Федя] представил себе перочинный ножик с двадцатью четырьмя предметами и от этой заманчивой мысли проглотил слюну» (Виткович, Ягдфельд, [1957] 1961, 23–24).
О подростке в Москве во вт. пол. 1950-х гг.: «…Я подобрал с земли подходящую дощечку, уселся на подоконник… и, насвистывая, принялся выстругивать перочинным ножом ятаган для Максимки. Ножик я, разумеется, всегда носил с собой: как это можно выйти на улицу без ножа?» (Алексеев, 1987, 24–25).
О конце 1950-х – нач. 1960-х гг.: «Мрачен Серёжка / Не без причины: / У Вовки соседского / Нож перочинный – / Подарок отца, / Замечательный ножик./ Мучится завистью / Бедный Серёжик…» (Бедарев, 1961, 22).
О конце 1950-х – нач. 1960-х гг.: «И Шура поставила кляксу. “Ой!” – сказала она. “Вот тебе и “ой”. Теперь только не три резинкой. Пусть просохнет, – посоветовал Володя. – Подсохнет, тогда подчистим ножиком”. Они вместе ждали, когда высохнет чернильное пятно, и Рогов великодушно соскоблил его своим перочинным ножом. Это было очень великодушно, не каждый мальчишка на это способен» (Карпенко, 1962, 18). Об учениках 4-го класса в деревенской школе в конце 1950-х – нач. 1960-х гг.: «На уроке географии Грач попросил у меня перочинный ножик. На время, конечно, попросил, – нужно было ему что-то обстругать. А может быть, фамилию свою на парте вырезать. А я, как назло, вчера наточил ножик… Не дал я нож Грачу…Каждый человек должен иметь свой перочинный нож и не попрошайничать. Я почему-то ни у кого не клянчу ножики» (Козлов, 1963; 3–4, 99).
О 1959–1964 гг.: «До пятого класса, чтобы не испортить почерк, мы были обязаны писать стальным пером с расщепом, макая его в бело-голубую чернильницу-непроливайку и очищая от прицепившейся чернильной дряни… перочисткой… Запрещались даже перья-“шкелетики”, не дающие утолщения на письме при нажиме. Не говоря об авторучках, а тем более о только появившихся шариковых ручках. Двенадцатицветная шариковая ручка… потрясала воображение… Как мы только не клянчили, каких доводов не приводили, чтобы нам позволено было писать ученическими авторучками, какими пишут пятиклассники, – все впустую… Поэтому, не имея возможности писать, как все взрослые, авторучками – какая свобода от чернильницы, перочисток, деревянного пенала и прочей позорной дребедени! – и ненавидя собственные письменные приборы, ученики младших классов тратили весь пыл на изменение их назначения» (Клех, 2003).