КОПИЛКА

кружка, ящичек или фигурка с узкой щелью для опускания монет с целью сбережения, накопления их.
О конце 1880-х гг.: «И Олег, и Нелли, и другие все имели свои копилки и хранили в них деньги… Пересчитывают дети новенькие деньги… Теперь начинаются разговоры. Всем дано по рублю, половину следует отложить в копилки, а на другую можно бы чего вкусного купить» (Крашенинников, [1925] 1991; 99, 101). О начале 1900-х гг.: «[10-летняя] Лёля сказала: “Из моей копилки я возьму три рубля. Я думаю, что нам хватит этих денег”. Стёпка сказал: “Три рубля нам, безусловно, хватит, потому что нам деньги нужны только лишь на покупку семечек и конфет….”» (Зощенко, [1939] 1968–1, 235).
О девочке в Петербурге в перв. пол. 1910-х гг.: «Глиняная кошка-копилка вскоре была разбита, все накопленные медяки и серебряный полтинник были пущены в дело» (Александрова, [1975] 1978, 7).
О вт. пол. 1940-х гг.: «Долго шестилетний сын упрашивал меня купить ему велосипед. Но денег у меня не было: большая семья, да и время – это было сразу после войны – нелёгкое. “Я куплю тебе копилку, – сказала я ему, – ты будешь складывать в неё деньги. А когда она наполнится, мы вынем эти деньги и купим тебе велосипед”. Мальчик согласился. Я купила на Даниловском рынке большую чёрную кошку с дыркой в голове, поставила её на комод, дала сыну несколько пятаков, и он, очень довольный, сам опустил их в копилку. С этого момента чёрная кошка начала богатеть не по дням, а по часам, так как хозяин копилки развил… бурную деятельность по добыче пятаков… Стоило только отцу прийти с работы домой, как мальчик уже направлялся к нему с протянутой рукой. “Папа, дай пятачок, кошка просит”… Зайдет к нам, бывало, ктонибудь из соседей или знакомых – мальчик бежит к нему и начинает хвастаться своей копилкой: “Вот какая у меня кошечка. Она деньги любит”. Медь и серебро летели в копилку со всех сторон… Часто я ловила сына на том, что он подолгу изучает свою черную кошку: то потрясет её, прислушиваясь к звону монет, то возьмет увеличительное стекло, поднесет копилку к окну и начинает разглядывать через щель её недра. Так незаметно с помощью добрых людей, а точнее – папы и мамы, шестилетний мальчик превращался в стяжателя. Однажды утром ко мне постучала одна из моих соседок и сообщила: “Ваш сынок стоит у молочного магазина с протянутой рукой и просит милостыню”… …Я тихо подошла к нему и измененным голосом спросила: “Мальчик, что ты тут делаешь?”… А сын плакал около меня и оправдывался: “Мама, это я для копилки собирал деньги, чтобы она быстрее наполнилась”. Вот к чему привела эта затея с копилкой! Вернувшись домой, я взяла с комода чёрную кошку и бросила ее на пол. Мальчик долго стоял и смотрел на черепки, которые валялись у его ног. “Не жалей эту кошку, – успокаивала я расстроенного сына. – Мы разбили с тобой копилку, которая превратила тебя в попрошайку…” С тех пор я никогда не заводила копилок. И каждый раз, когда я вижу копилки в других домах, они мне напоминают маленького мальчика в меховой шубке с протянутой рукой» (Володяева, 1960, 52). Об ученике шестого класса, живущем в нач. 1950-х гг. в рабочем посёлке: «И еще к одной вещи был Сергей неравнодушен, потому что была она чисто городской – к большому гипсовому льву-копилке, занимавшему половину подоконника. Мать купила льва на базаре, когда они ездили в Энск… И вот на том шумном городском базаре… купила мать копилку – тяжелого гипсового льва… С головы до хвоста зверь был покрашен в коричневый цвет. Широко раскрытая пасть была ярко-красной… Но больше всего удивили Сергея глаза. Голубые… А кореец-торговец был доволен своими львами, ставшими в ряд возле его ног на цветном лоскуте. Он улыбался беспрестанно… всем, кто останавливался возле него… И мать, хотя Сергей и не просил об этом, вдруг купила ему голубоглазого льва, который вот теперь самодовольно уселся на подоконнике. Всякий раз, в получку, мать давала Сергею двадцать копеек, и он бросал их в ненасытную пасть. Иногда мать сама бросала туда сложенные рублёвки, но это случалось редко. Однако лев успел потяжелеть и от серебра. И трясти его было уже не просто. А приходилось. Особенно когда хотелось в кино, а мать денег не давала. Тогда он вставлял в пасть льва ножик и осторожно по лезвию вытряхивал монеты. Научил этому прежний его приятель Сашка Козлов, с которым они дружили хорошо и долго и который прошлым летом навсегда уехал из их поселка со своими родителями в Донбасс...» (Муссалитин, 1985)
О середине 1950-х гг.: «Катя задумалась на минутку. “Вот глупая!” – вдруг сказала она сама себе и схватила с этажерки глиняную свинью-копилку, в которой копились деньги на “волшебный фонарь”. Она долго трясла свинью над столом, пока не натрясла пригоршню меди и серебра» (Гернет, Ягдфельд, [1957] 1959, 21).
О конце 1950-х гг.: «…Глиняная птица… / Будто круглые очки, / У неё глазищи, / И глотает пятачки / Птица вместо пищи. / Опустил монету, был пятак – и нету!... / Я разбил эту сову…» (Барто, [1961], 1969–2, 102)
О нач. 1960-х гг.: «…Можно вытряхнуть из своей копилки все монеты, купить две ириски “Ледокол” и выменять фантики на бумажку от “Мишки на Севере”» (Цюрюпа, 1964, 14).