КОНВЕРТИК

условное (данное автором) наименование забавы начала 1920-х гг. с разворачиванием свернутого конвертиком с рисунками и рассказыванием истории. «...Бойкий, весёлый Васька Чайник уговаривал [Гудзыка]: “Ну, кусочек хлеба отщипнешь и покажу. Жалко?” Гудзыку… хотелось поглядеть, что есть у занятного, богатого на выдумку Васьки Чайника... Он … буркнул: “Ну, хай вже. Показуй” Васька проворно вынул лист бумаги, сложенный замысловатым квадратным конвертом. На конверте был нарисован солдат… В руках он держал огромное ружье. Внизу стояла подпись, которую Васька громко прочитал: “Шел солдат с похода / Одна тыща девятьсот двадцать первого года”. Он ловко выдернул одну часть бумаги: образовался такой же конверт, но с другим рисунком и надписью. Чайник опять довел её до слушателей: “Нашел часы и вилку, / Променял на колбасу и водки бутылку”. Он снова дернул конверт – и появился следующий рисунок с двустишием: “Наелся, напился, / В царя обратился”. Царь был похож на солнце, каким его рисуют дети, – круглолицый, в короне, с торчащими во все стороны лучами волос. Чтобы показать его всемогущество, художник в одну руку вложил царю бутылку водки, а в другую целый ветчинный окорок. Во рту у него дымилась папироса, у пояса торчали бомба-лимонка, револьвер и кинжал. Во всеоружии – как налетчик. Надпись на следующем развороте гласила: “Не захотел быть царем, / Захотел быть барином”. И был изображен пузатый человечище в огромной, похожей на зонт шляпе. Толстяк сидел на мешке, испещренном кружочками – золотыми червонцами. Вообще все рисунки носили явную печать влияния «Окoн РОСТА» и имели сатирич. хар-р. В этом и таился их успех. Следующий разворот конверта вещал о том, что солдат: “Не захотел быть и барином...” Затем описывалась дальнейшая его одиссея, которая заканчивалась тем, что, став извозчиком, он: “Катился, катился / И в ад провалился”. На последнем квадрате козлоподобные черти радостно поддевали на вилы разборчивого солдата, наказанного таким образом судьбою. Всю соль составляло ловкое устройство бумажного конверта: как ни разверни – новый рисунок…» (Авдеев, [1957] 1971, 45–47).