детское развлечение на Пасхальной неделе. По особому желобку катали яйца, нацеливаясь на разбросанные по ковру другие яйца, кто больше выбьет. Описание игры имеется в книге Е.А. Покровского 1895 года: «Катание яиц по-русски… Устанавливается лоток…, то есть небольшой желобок…, по которому можно было бы свободно катать яйца. Этот лоток устанавливают наклонно… Впереди лотка “ставят на кон”, то есть кладут для игры по одному или по два яйца с игрока… Потом игроки по очереди подходят к лотку, спускают оттуда яйца…, направляя на которое либо уже из лежащих яиц. Если скатившееся яйцо ударит котороелибо из лежащих, то это яйцо считается выигранным, – после чего кативший берет его себе и, взявши свой каток обратно с кона, вновь катит им до тех пор, пока не сделает промаха…» (Покровский, [1895] 1994, 233–234).
О 1860-х гг.: «Разве возможно было не покатать яиц в первый день Пасхи? Из года в год это было наше традиционное удовольствие. Мы всегда у дедушки с бабушкой катали яйца, и, кажется, всегда для нас эта игра кончалась слезами. На полу в зале расстилалась большая старая ковровая шаль бабушки, посредине ставилась горка. Дедушка сам ее делал. Бабушка, няня, тети давали нам яички куриные и деревянные. И начиналась игра сначала с тётями. С ними играть было так весело... Если мы даже проигрывали, то они нам всегда возвращали выбитые яички. Но вдруг отворялась дверь из кабинета, и появлялся дедушка. Он нес корзину с яичками. Они так заманчиво пестрели в сене. “А ну-ка, девицы, примите и меня в игру для праздника...” Мы, конечно, не смели отказать дедушке… Дедушка намечал яйцо и приговаривал: “А вот мы этого пана в желтом кафтане да по лбу”. – И он метко выбивал намеченное жёлтое яйцо. “Клавденька, клади яйцо на горку тупым концом... Тогда непременно попадешь”, – учила меня тетя Надюша. “Тупым концом – это дело важное, целься верней, кати быстрей!” – шутил дедушка. “Лиденька, выбивай средним, не то большое далеко катится”, – волновалась тетя Манюша. Но ни тупой конец ни среднее яйцо не помогали. Наши яички одно за другим переходили к дедушке… Дедушка забирал выигранные яйца и с победоносным видом отправлялся в свой кабинет… Игра кончалась слезами. Тёти и бабушка не знали, как нас утешить, как приласкать» (Лукашевич, [1918] 1994, 57–60).
О катании яиц детьми в конце ХІХ – начале ХХ века: «Так я это помню. Паркет, солнце, гардины, черный яркий лак рояля и мы, склонившись к красной горке – желобком, спускаем по ней яйца. Они катятся как-то неуклюже, вразвалку. Иногда под рояль, иногда к чехлам кресел … и там останавливаются. Что-то милое и беспомощное в этом тяжелом беге “вареных”, “крутых” яиц. Иногда они скатываются с красного желобка, точно с натугой, описывают потом по паркету плавное полукружие, стукают другое яйцо. Стало быть, выиграл… И чехлы, свежестиранные, … только что надетые, и то, что нас пустили в гостиную, – всё это праздник. Мы присели на корточки. У одного два синих и одно красное. У другого два красных и одно грязнопалевое, луковое. Точно клоуны, кувырком, на голову, скатываются яйца. Тяжело…, в развалку, милое. Вот возьмите в руки эту подставку. Видите! она красная, легкая, деревянная. Сзади строганая, некрашеная. И цена где-нибудь сбоку карандашом поставлена… Называлась эта деревянная горка “катком”. Устье имело странное, вырезанное, что-то вроде раздвоенной подковы, плоский конец. А под ней была подставка. Потому она и стояла крепко и не падала. Пахло от всех этих вещей … игрушечным магазином… Яйца, понятно, трескались. Без этого нельзя. И если хотелось есть, то можно было просто тихонько надавить на скорлупу, там, где оно и без того смялось, и испортить яйцо. “Для игры не годится. Можно его съесть, мама?” “…Ну, это съешь”…» (Горный, [1927] 2001). Об Одессе конце 1900-х – начале 1910-х гг.: «На пустынных, чисто выметенных улицах не было даже мальчиков: они катали в глубине дворов и пустырей крашеные пасхальные яйца» (Катаев, [1972] 1983–1, 184).
О начале 1920-х гг.: «Илюша в щелку забора смотрел на улицу. Там девочки затеяли игру: катали с горки пасхальные яйца. Варька ловко обманывала подруг, притворялась неумелой и все жаловалась: “Ой, девочки, обыграете вы меня”, а сама то и дело прятала выигрыш за пазуху…. Когда у девочек ничего не осталось, Варька предложила играть в долг: под конфеты, под шелковую ленточку… …Когда [Илюша] снова подошел к окну и тайком приоткрыл занавеску, девочек на улице уже не было. Там собирались мальчишки, они тоже играли. Пестро раскрашенные пасхальные яйца, переваливаясь и ковыляя, скатывались с бугорка, стукались, вызывая среди ребят ожесточенные споры. Подошёл Степа, церковный прислужник… Степу обыграли скоро: ребята жульничали, пользуясь тем, что он плохо видел. Потом подбежал Егорка… “Вот как надо стараться! – похвалился он и показал полную шапку пестрых пасхальных яиц – голубых, жёлтых, коричневых и зеленых… [Илюша] вышел за калитку… Степа уже вернулся, узнал Илюшу и предложил: “Будешь играть за меня?” “А если проиграю?” “Ну и ладно. Бери, не стесняйся. Одно треснутое, но это ничего”. “Годится…” – согласился Егорка… “Сначала надо померяться”, – потребовал Степа… Померялись на палке. Выпало начинать Егорке, вторым – Кощею Бессмертному и, наконец, Илюше… Илюшина бита катилась с горки, точно сломанное колесо: проковыляло и застряло в канавке. Здесь оно было в безопасности, и никому не удалось попасть в него. Когда снова подошла очередь Илюши, он нацелился в ближайшее, очень красивое, разрисованное под мрамор яйцо. На этот раз его бита покатилась прямо в сторону и легонько стукнулась о бок желтого яйца. “Молодец, выиграл! – похвалил Егорка. – …Кати еще раз”. Счастье сопутствовало Илюше. Его бита ударилась о бок малинового яйца, перевалила через бугорок и ткнулась в другое – синее, как небо…» (Жариков, 1971, 91–94).
О вт. пол. 1920-х гг.: «На Пасху красили и разрисовывали яйца, пекли сдобные куличи, готовили сырные пасхи… Крашеные яйца не только лупились друг о друга, чтобы узнать, у кого крепче, была и особая игра с ними – наклонный лоток, по которому яйца скатывались на плоскость, часто усеянную молодой травкой. При этом каждому важно было, чтобы пушенное по лоткужелобу свое яйцо разбивало чужое, уже лежащее внизу» (Федосюк, 2004; 197, 198–199).
О 1930-х – 1980-х гг.: «Пожалуй, наилучшим образом среди календарной обрядности Муромского района сохранилась обрядовая игра “Катание яиц”, до недавнего времени этим занимались повсеместно и регулярно – начиная с Пасхи и до петровского поста каждое воскресенье (“катальные” дни). И это был подлинный апогей совместной обрядовой деятельности взрослых и детей: “катались” от мала до велика – дети, парни, мужики, молодые бабы, старухи. “Ой, я была лютая кататься”, – говорили нам многие о себе. “Варили по несколько штук. Я знаю, вот у нас бабушка целый чугун сварит, так поровну всем детям делились. И еще у нас гуси были. Давали по одному гусиному, мне они очень нравились, хотя у них белок грубоватый, но мне они нравились на вкус. И вот выходили – около дома уже стояли дети. Но не только дети катали яйца, но и взрослые. Женихи и невесты катали. Так во время этой игры набирали очень много яиц и приносили домой” (зап. в 2003 г. В.В. Журавлевым и О.А. Теплухиной от Нины Петровны Золотухиной, 1929 г. р., с. Чаадаево); “Катали, милый! И здесь недавно тока перестали катать. Вот в этом доме вот жила тетя Маня Куприна. Она было на Пасху заводила.... И лунку приготовит, и яйца. Ребятишки мои только бегают: “Давай, ма, давай, ба, яиц!” – “Да каких тебе яиц?” – “Проиграли, яиц давай!”. Вот опять им даешь. Прокатали – опять бегут за яйцами! Катались...” (зап. в 2005 г. И.Н. Райковой от Зинаиды Павловны Белкиной, 1928 г.р., с. Булатниково)» (Райкова, 2006, 79).