Страх
СТРАХ
психическое состояние, характеризующееся депрессией, тревогой, беспокойством и др., в ситуациях реальной или воображаемой опасности. С. — основной фактор, на к-ром строится авторитарная педагогика.
Источник: Педагогический словарь
Страх
психическое состояние, связанное с выраженным проявлением астенических чувств – тревоги, беспокойства и др. в ситуациях угрозы биологическому или социальному существованию индивида и направленное на источник действительной или воображаемой опасности.
СТРАХ
короткое или длительное эмоциональное психическое состояние человека, чувство внутреннего напряжения, возникающее в результате действительной, предвосхищаемой или воображаемой угрозы биологическому или социальному существованию индивида или его родственников, близких, других людей.
Источник: Словарь по образованию и педагогике.
СТРАХ
отрицательное эмоциональное состояние, появляющееся при получении субъектом информации о возможной угрозе его жизненному благополучию, о реальной или воображаемой опасности. Человек, переживая эмоцию страха, располагает лишь вероятностным прогнозом возможного неблагополучия и действует на основе этого (часто недостаточно достоверного или преувеличенного) прогноза.
Источник: Профессиональное образование. Словарь
СТРАХ
эмоция, возникавшая в ситуации угрозы биологическому или социальному существованию индивида и направленная на источник действительной или воображаемой опасности. Страх возникает при предвосхищении страданий. Специфика переживаний страха варьирует в широком диапазоне: от опасения до ужаса, через боязнь и испуг. При неосознанности или неопределенности источника опасности возникает состояние тревоги. Функционально страх служит предупреждением о предстоящей опасности. В случае, когда страх достигает силы аффекта (панический страх, ужас), он способен навязать стереотип поведения (бегство, оцепенение, защитная агрессия). Страх выступает и как средство воспитания: например, сформированный страх осуждения используется как регулятор поведения. В философии-экзистенциализма понятие страха отражает побуждение к подлинному существованию. Это не малодушие, не физический страх, а метафизический ужас – потрясающее человека прозрение, смысл которого заключается в том, что человеку вдруг открывается зияющая бездна бытия, которой он раньше не ведал, спокойно прозябая в сутолоке повседневных дел.
Страх
ст.слав. – оцепенение) – эмоциональная реакция организма на негативное или непонятное для человека воздействие. Марксизм-ленинизм рассматривал страх лишь как психологическое явление врожденного или социокультурного характера, направленное на самосохранение личности. Это учение отвергало духовную природу страха и религиозный подход к его толкованию. В православии страх относится к модусам духовности (Страх Божий), способный вызвать как положительное, так и отрицательное состояние человека: «страх и подавляет, и возвышает, открывает мир, но и закрывает его». Не зря русским человеком страх понимался и как боязнь чего-то и как любовь («Я страх как люблю», «страх хочется жениться»). Страх проявляется как испуг, боязнь, тревога, паника. Страх может возникать перед любым явлением, препятствием: перед темнотой, водой, высотой, наказанием, сильным человеком, зверем, смертью и т.д. Проявляется преимущественно либо как агрессивность, либо как регрессия – скованность, робость, трусость. В любых случаях страх на время парализует работу сознания и действия. Признаки страха у детей могут быть самые разные: вегетативные (боли в сердце, повышенное давление, расстройство речи, сухость во рту, звон в ушах, холодный пот, побледнение или покраснение лица и др.), мышечные (напряжение мускулов, дрожь в руках и ногах, усталость, Скованность движений, остолбенение и др.). Вторичными признаками являются психоз, невроз, растерянность, замешательство и др. Способы преодоления страха и их выбор во многом зависит от духовности человека. Для православного – это молитва, смирение перед неизбежным, терпение, примирение с последствиями, и главное – упование на Бога. Страх можно снижать саморегуляцией, самовнушением, созданием ситуаций успеха и т.д. Страх изживается или преодолевается мужеством и многими нравственно-волевыми качествами человека.
Источник: Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога)
СТРАХ
душевное состояние (наряду с такими, как удивление, радость, страдание, гнев, презрение), возникающее в ответ на сознаваемую наличную или предполагаемую (воображаемую) угрозу биологическому или общественному существованию человека.
С. иногда рассматривается в качестве разновидности страдания и, как и страдание, относится к группе состояний душевного неблагополучия (в отличие от радости, удивления). С. стороннего (другого) человека опознается по следующим внешним невербальным (несловесным) проявлениям: глаза расширены, взгляд бегающий, брови приподняты, лицо искажено, рот приоткрыт, бледность лица, поза застывшая, тело дрожит, возможен «холодный пот», движения резкие, дрожь в голосе, возможен крик, возможно убегание от угрожающего фактора.
С субъективной стороны состояния С. представляют собой множество градаций и оттенков эмоциональных переживаний, начиная от легкого опасения, боязни и кончая серьезным испугом и переживаниями ужаса и панического страха. Если источник угрозы, опасности не вполне ясен, неосознается, то соответствующее эмоциональное состояние принято называть тревогой (состоянием тревоги). Что именно вызовут у человека переживания страха, а что нет, зависит также и от истории его личности и его принадлежности к той или иной культуре, субкультуре (этнической, религиозной, профессиональной, возрастной и др.); в этом отношении дело обстоит принципиально так же, как и с другими душевными, эмоциональными состояниями (см. Страдание).Скажем, ребенок из сельской местности, привыкший к уходу за животными, знающий их повадки, владеющий приемами обращения с ними, отнюдь не испытывает при этом необоснованного С., зато в городе испытывает С. от уличного движения и «за версту» убегает от приближающегося транспорта; наоборот городское дитя может излишне страшиться овец, коров, лошадей и т.п.
Состояния тревоги и С. принято использовать в качестве средств воспитания и психической регуляции поведения людей. Например, страх наказания, осуждения, специально вызываемый у человека сообщением ему сведений о возможных последствиях его поведения, может использоваться как средство полезного и морально оправданного воздействия на его сознание («не сдадите вовремя работу – получите неудовлетворительные оценки» и т.п.). Понятно, что этим средством воспитания надо пользоваться осторожно, поскольку, во-первых, в практике отмечается факт привыкания людей к ситуациям опасности; во-вторых, неадекватно сильная угроза может не активизировать, а, наоборот, демобилизовать человека, мешать в учебе и работе.
Например, девушку, решившую поступить на обучение специальности токаря, родственники излишне «запугали» возможными опасностями («руку оторвет», «волосы выдерет», «вся машинным маслом пропахнешь» и пр.), поэтому она долгое время испытывает тревогу и С. при освоении приемов управления станком, при освоении технологических операций, и мастеру производственного обучения приходится давать ей дополнительные разъяснения, успокаивать и т.п. В общем случае важно воспитывать у человека не саму по себе способность избавляться от эмоций С. (они часто являются полезными внутренними сигналами опасности), но умение владеть собой в ситуациях реальных опасностей. Отмеченный выше факт привыкания к опасности (и возникновение излишней беспечности в реально опасных ситуациях) важно учитывать и при создании условий безопасного труда (в частности, полезны специальные напоминания о производственных опасностях в форме ярких плакатов, предупреждающих надписей, периодических бесед, инструктажей и т.п.).
Если человек, переживающий чувство С., утрачивает контроль над собой, совершая при этом действия, поступки, не согласующиеся с требованиями морали, технологии производства, то это квалифицируется как трусость. Наоборот, высокий уровень самоконтроля в опасных ситуациях рассматривается как смелость, мужество.
Свойственное человеку чувство С., возникающее, в частности, в ситуациях его бессилия перед законами природы и общества, рассматривают как одну из причин возникновения и распространения верований в сверхъестественные явления. В патопсихологии и медицине выделяются так называемые навязчивые страхи, или фобии (от древнегреч. phobos – страх, боязнь), выражающиеся в необоснованных, бессмысленных опасениях, например, высоты, темноты, больших улиц, выступлений перед публикой, внезапной смерти и др.; они рассматриваются как признаки (симптомы) душевных заболеваний.
Лит.: Котик М.А. Психология и безопасность. – Таллинн, 1989; Лабунская В.А. Невербальное поведение. – Ростов-на-Дону, 1986; Психология эмоций. Тексты (хрестоматия) / Под ред. В.К. Вилюнаса, Ю.Б. Гиппенрейтер. – М., 1984.
Е.А. Климов
С. иногда рассматривается в качестве разновидности страдания и, как и страдание, относится к группе состояний душевного неблагополучия (в отличие от радости, удивления). С. стороннего (другого) человека опознается по следующим внешним невербальным (несловесным) проявлениям: глаза расширены, взгляд бегающий, брови приподняты, лицо искажено, рот приоткрыт, бледность лица, поза застывшая, тело дрожит, возможен «холодный пот», движения резкие, дрожь в голосе, возможен крик, возможно убегание от угрожающего фактора.
С субъективной стороны состояния С. представляют собой множество градаций и оттенков эмоциональных переживаний, начиная от легкого опасения, боязни и кончая серьезным испугом и переживаниями ужаса и панического страха. Если источник угрозы, опасности не вполне ясен, неосознается, то соответствующее эмоциональное состояние принято называть тревогой (состоянием тревоги). Что именно вызовут у человека переживания страха, а что нет, зависит также и от истории его личности и его принадлежности к той или иной культуре, субкультуре (этнической, религиозной, профессиональной, возрастной и др.); в этом отношении дело обстоит принципиально так же, как и с другими душевными, эмоциональными состояниями (см. Страдание).Скажем, ребенок из сельской местности, привыкший к уходу за животными, знающий их повадки, владеющий приемами обращения с ними, отнюдь не испытывает при этом необоснованного С., зато в городе испытывает С. от уличного движения и «за версту» убегает от приближающегося транспорта; наоборот городское дитя может излишне страшиться овец, коров, лошадей и т.п.
Состояния тревоги и С. принято использовать в качестве средств воспитания и психической регуляции поведения людей. Например, страх наказания, осуждения, специально вызываемый у человека сообщением ему сведений о возможных последствиях его поведения, может использоваться как средство полезного и морально оправданного воздействия на его сознание («не сдадите вовремя работу – получите неудовлетворительные оценки» и т.п.). Понятно, что этим средством воспитания надо пользоваться осторожно, поскольку, во-первых, в практике отмечается факт привыкания людей к ситуациям опасности; во-вторых, неадекватно сильная угроза может не активизировать, а, наоборот, демобилизовать человека, мешать в учебе и работе.
Например, девушку, решившую поступить на обучение специальности токаря, родственники излишне «запугали» возможными опасностями («руку оторвет», «волосы выдерет», «вся машинным маслом пропахнешь» и пр.), поэтому она долгое время испытывает тревогу и С. при освоении приемов управления станком, при освоении технологических операций, и мастеру производственного обучения приходится давать ей дополнительные разъяснения, успокаивать и т.п. В общем случае важно воспитывать у человека не саму по себе способность избавляться от эмоций С. (они часто являются полезными внутренними сигналами опасности), но умение владеть собой в ситуациях реальных опасностей. Отмеченный выше факт привыкания к опасности (и возникновение излишней беспечности в реально опасных ситуациях) важно учитывать и при создании условий безопасного труда (в частности, полезны специальные напоминания о производственных опасностях в форме ярких плакатов, предупреждающих надписей, периодических бесед, инструктажей и т.п.).
Если человек, переживающий чувство С., утрачивает контроль над собой, совершая при этом действия, поступки, не согласующиеся с требованиями морали, технологии производства, то это квалифицируется как трусость. Наоборот, высокий уровень самоконтроля в опасных ситуациях рассматривается как смелость, мужество.
Свойственное человеку чувство С., возникающее, в частности, в ситуациях его бессилия перед законами природы и общества, рассматривают как одну из причин возникновения и распространения верований в сверхъестественные явления. В патопсихологии и медицине выделяются так называемые навязчивые страхи, или фобии (от древнегреч. phobos – страх, боязнь), выражающиеся в необоснованных, бессмысленных опасениях, например, высоты, темноты, больших улиц, выступлений перед публикой, внезапной смерти и др.; они рассматриваются как признаки (симптомы) душевных заболеваний.
Лит.: Котик М.А. Психология и безопасность. – Таллинн, 1989; Лабунская В.А. Невербальное поведение. – Ростов-на-Дону, 1986; Психология эмоций. Тексты (хрестоматия) / Под ред. В.К. Вилюнаса, Ю.Б. Гиппенрейтер. – М., 1984.
Е.А. Климов
Источник: Энциклопедия профессионального образования В 3-х томах.
СТРАХ
«очень сильный испуг, сильная боязнь» (Ожегов, [1960] 1970, 762; Ожегов, 1988, 630). Лит.: Захаров, 1986. Детская практика посещения страшных мест. «Другой тип детских “мест” – это “страшные места”. Они относятся к разряду опасных, запретных, чуждых ребенку пространственных зон, но составляют среди них особую категорию. Обычно дети считают “страшными местами” не обитаемые людьми замкнутые пространства: подвал, чердак, старый погреб или колодец, заброшенный дом и т. п. Входы в эти места становятся для детей точками соприкосновения обыденного мира ребенка с миром иным – таинственно-мрачным, населенным непонятными враждебными силами, живущими по нечеловеческим законам. От них веет могилой, и они вызывают у ребенка экзистенциальный ужас. Но, как известно, “всё, что нам гибелью грозит, Для сердца смертного таит Неизъяснимы наслажденья». Поэтому посещение “страшных мест” – это особая традиция детской групповой жизни…» (Осорина, 1999, 73). Страхи у детей, вызванные фильмами.
О Шадринске в 1993–1997 гг.: «В возрасте пяти лет, после просмотра фильма, в котором на свалке сожгли девушку, натянув ей на лицо бежевые безразмерные колготки, я стала бояться свалки, находящейся возле барахолки. Как только мы [появлялись с папой] на территории [барахолки], я, увидев за сетчатым забором свалку, начинала реветь. После того как папа пару раз отлупил меня, приняв мою истерику за капризы, я стала [при появлении на территории барахолки] закрывать глаза и не открывала их до того момента, пока мы не [покидали зону] видимости свалки… В младшем школьном возрасте (8–9 лет)…, после просмотра фильма ужасов, в котором из унитаза вылезало чудовище и съедало человека, я стала бояться ходить в туалет. Обязательными действиями стали: предварительный слив воды, который, по моему мнению, должен был смыть чудовище из унитаза в канализацию, затем я медленно открывала крышку и смотрела, нет ли там чудовища, и только потом садилась на унитаз» (1012). Страх перед учителем.
О 1980-х гг.: «Здесь уже говорилось о случаях унижения, оскорбления, издевательства учителей над детьми, о побоях в школах, и особенно в интернатах… Когда современный учитель входит в класс, ребёнок часто, кроме страха, ничего не испытывает. О каком усвоении знаний тут может идти речь?» (Детство, 1989, 21) Страх избиения, физического насилия; страх как результат запугивания - важнейший аспект существования ребёнка в детском сообществе.
О 1941–1943 гг.: «В те времена переростки были обычным явлением в классах. Васька был третьегодником. Я не помню безжалостней и хладнокровней мальчишки, чем этот Васька. Кулачищи у него были огромные и тяжёлые, как утюги. Он держал весь класс в постоянном страхе. Над слабыми издевался. Тех, кто пытался оказать ему сопротивление, он подлавливал после уроков и избивал. Уроков он не делал никогда. Его родители были уже предупреждены, что сына исключат из школы. Но ему и это было нипочём. Он сидел на своей “камчатке” один и, развалясь, ковырял от скуки в носу пальцем» (Калинин, 1988, 61–62). Об учениках четвёртого класса в нач. 1960-х гг.: «...На “Камчатке” в углу класса законное место Витьки-Чуба. Бывает, оно неделями пустует, а потом в углу вновь появляется скуластое Витькино лицо с блуждающей на нём странноватой улыбкой. Чуб на уроках тих, незаметен, трудно поверить, что он держит в своих руках весь класс... Никто не смеет его ослушаться, никто не решится ему перечить. Чуб курит, а было два раза – от него попахивало и вином. У него дружки в техническом училище. Ему на всё наплевать... Он такой, этот Чуб. Кое-кто пытается подладиться под него. Кто-то паясничает перед ним, кто-то старается задобрить... И никто в четвёртом классе не отваживается выступить против темного давящего гнета Чуба. И никто из взрослых – учителей и родителей – не догадывается о нем. А может быть, догадываются? Дома у Андрея давно заметили, что он часто уносит в школу то компас, то офицерскую линейку, то дорогую авторучку, и все это потом исчезает без следа. На все расспросы Андрей отвечал скупо и неопределенно... Получалось, что вещи сами собой пропадали в классе. И лишь однажды после исчезновения из дома совсем новенького театрального бинокля удалось выяснить, что и бинокль, и всё остальное было передано Витьке-Чубу... Потребовать их обратно Андрей наотрез отказался и, рыдая, проговорился, что “за это его будут бить”. Идти в школу объясняться с учительницей мама, уступив мольбам сына, не решилась... Но оберегать своего сына или дочь от пагубного влияния Витьки – дело нелепое и бесполезное. Это значит окружить их кольцом всеобщего презрения и насмешек, что ранит еще больше. Ребята понимают это лучше мам и пап. Они готовы лучше умереть, чем допустить, чтобы мама отправилась в школу защищать своего ребенка. Ещё и поэтому они тщательно скрывают от нас свои обиды, синяки и шишки. Иногда родители пробуют другой, более радикальный путь. Они ставят вопрос об изъятии из класса этого отпетого, этого ужасного Витьки… Тогда в классе всё будет в порядке. Изгнание Витьки не совершит чуда. Если убрать одного Витьку, появится другой – Сережка, и все опять пойдет по-прежнему. Дело тут не в Витьке или Сережке. Дело в том, что в классном сообществе сложился уже круг таких отношений, в который нет доступа ни папам, ни мамам, ни учителям» (Матвеев, 1965, 16–17).
О нач. 1980-х гг.: «И припомнилось, как в прошлом году одного мальчишку хотели отправить в колонию. За то, что он магнитофоны в школе украл. А это и не он совсем украл. Это Чапа украл. Но Чапа того мальчишку всё время бил и запугал до того, что мальчишка пошёл и сказал на себя. Все ребята во дворе это знали, но молчали: кому охота с Чапой связываться, он большой, страшный…» (Соломко, [1985] 1986, 31–32).
О Шадринске в 1993–1997 гг.: «В возрасте пяти лет, после просмотра фильма, в котором на свалке сожгли девушку, натянув ей на лицо бежевые безразмерные колготки, я стала бояться свалки, находящейся возле барахолки. Как только мы [появлялись с папой] на территории [барахолки], я, увидев за сетчатым забором свалку, начинала реветь. После того как папа пару раз отлупил меня, приняв мою истерику за капризы, я стала [при появлении на территории барахолки] закрывать глаза и не открывала их до того момента, пока мы не [покидали зону] видимости свалки… В младшем школьном возрасте (8–9 лет)…, после просмотра фильма ужасов, в котором из унитаза вылезало чудовище и съедало человека, я стала бояться ходить в туалет. Обязательными действиями стали: предварительный слив воды, который, по моему мнению, должен был смыть чудовище из унитаза в канализацию, затем я медленно открывала крышку и смотрела, нет ли там чудовища, и только потом садилась на унитаз» (1012). Страх перед учителем.
О 1980-х гг.: «Здесь уже говорилось о случаях унижения, оскорбления, издевательства учителей над детьми, о побоях в школах, и особенно в интернатах… Когда современный учитель входит в класс, ребёнок часто, кроме страха, ничего не испытывает. О каком усвоении знаний тут может идти речь?» (Детство, 1989, 21) Страх избиения, физического насилия; страх как результат запугивания - важнейший аспект существования ребёнка в детском сообществе.
О 1941–1943 гг.: «В те времена переростки были обычным явлением в классах. Васька был третьегодником. Я не помню безжалостней и хладнокровней мальчишки, чем этот Васька. Кулачищи у него были огромные и тяжёлые, как утюги. Он держал весь класс в постоянном страхе. Над слабыми издевался. Тех, кто пытался оказать ему сопротивление, он подлавливал после уроков и избивал. Уроков он не делал никогда. Его родители были уже предупреждены, что сына исключат из школы. Но ему и это было нипочём. Он сидел на своей “камчатке” один и, развалясь, ковырял от скуки в носу пальцем» (Калинин, 1988, 61–62). Об учениках четвёртого класса в нач. 1960-х гг.: «...На “Камчатке” в углу класса законное место Витьки-Чуба. Бывает, оно неделями пустует, а потом в углу вновь появляется скуластое Витькино лицо с блуждающей на нём странноватой улыбкой. Чуб на уроках тих, незаметен, трудно поверить, что он держит в своих руках весь класс... Никто не смеет его ослушаться, никто не решится ему перечить. Чуб курит, а было два раза – от него попахивало и вином. У него дружки в техническом училище. Ему на всё наплевать... Он такой, этот Чуб. Кое-кто пытается подладиться под него. Кто-то паясничает перед ним, кто-то старается задобрить... И никто в четвёртом классе не отваживается выступить против темного давящего гнета Чуба. И никто из взрослых – учителей и родителей – не догадывается о нем. А может быть, догадываются? Дома у Андрея давно заметили, что он часто уносит в школу то компас, то офицерскую линейку, то дорогую авторучку, и все это потом исчезает без следа. На все расспросы Андрей отвечал скупо и неопределенно... Получалось, что вещи сами собой пропадали в классе. И лишь однажды после исчезновения из дома совсем новенького театрального бинокля удалось выяснить, что и бинокль, и всё остальное было передано Витьке-Чубу... Потребовать их обратно Андрей наотрез отказался и, рыдая, проговорился, что “за это его будут бить”. Идти в школу объясняться с учительницей мама, уступив мольбам сына, не решилась... Но оберегать своего сына или дочь от пагубного влияния Витьки – дело нелепое и бесполезное. Это значит окружить их кольцом всеобщего презрения и насмешек, что ранит еще больше. Ребята понимают это лучше мам и пап. Они готовы лучше умереть, чем допустить, чтобы мама отправилась в школу защищать своего ребенка. Ещё и поэтому они тщательно скрывают от нас свои обиды, синяки и шишки. Иногда родители пробуют другой, более радикальный путь. Они ставят вопрос об изъятии из класса этого отпетого, этого ужасного Витьки… Тогда в классе всё будет в порядке. Изгнание Витьки не совершит чуда. Если убрать одного Витьку, появится другой – Сережка, и все опять пойдет по-прежнему. Дело тут не в Витьке или Сережке. Дело в том, что в классном сообществе сложился уже круг таких отношений, в который нет доступа ни папам, ни мамам, ни учителям» (Матвеев, 1965, 16–17).
О нач. 1980-х гг.: «И припомнилось, как в прошлом году одного мальчишку хотели отправить в колонию. За то, что он магнитофоны в школе украл. А это и не он совсем украл. Это Чапа украл. Но Чапа того мальчишку всё время бил и запугал до того, что мальчишка пошёл и сказал на себя. Все ребята во дворе это знали, но молчали: кому охота с Чапой связываться, он большой, страшный…» (Соломко, [1985] 1986, 31–32).
Источник: Энциклопедический словарь русского детства В двух томах.
