Обычно под эвфемизмом подразумевают «троп, состоящий в непрямом, прикрытом, вежливом, смягчающем обозначении какого-л. предмета или явления. Он в почтенном возрасте вм. Он стар; Он пороха не выдумает вм. Он неумён [Ахманова 1966: 521] (подробнее. См. Эвфемизм). Эвфемизация как один из компонентов культуры речи может сделать её и гиперкорректной: Дамы города N отличались, подобно дамам петербургским, необыкновенною осторожностью и приличием в словах и выражениях. Никогда не говорили они: «я высморкалась», «я вспотела», «я плюнула», а говорили: «я облегчила себе нос», «я обошлась посредством носового платка». Ни в каком случае нельзя было сказать: «этот стакан или эта тарелка воняет». И даже нельзя было сказать ничего такого, что бы подало намёк на это, а говорили вместо того: «этот стакан нехорошо ведёт себя» (Н. Гоголь).
Однако не только возможны, но и широко распространены замены номинаций одних и тех же реалий в манипулятивных целях, очевидно предназначенные для эффективного управления общественным сознанием с помощью выстраивания необходимой манипуляторам языковой картины мира. Эти приёмы, принципиально не новые, в послесоветском российском официозном дискурсе стали использоваться чрезвычайно интенсивно, начиная уже с самого названия наступившего в России времени — переходный период: «Переход должен быть процессом от чего-то к чему-то. От чего? От реального социализма? Но такого в реальности не было, как и не было его дефиниции. Что требуется менять, кроме передела государственной собственности, не выяснено... Переход к чему? Говорят, к демократическому государству. Но понимание его не соответствует не только общепринятому в развитых государствах, но и историческим реалиям российской государственности ... Поэтому «переходный период» из ничего в ничто просто обозначает ситуацию нестабильности и является неологизмом, закрывающим обсуждение неприятного вопроса о том, что же происходит» [Артамонова, Кузнецов 2003: 45]. Т.е. на практике П. заранее радикально устраняет саму возможность понимания обществом сути событий, их вектора и наиболее вероятных результатов.
Подобные примеры весьма многочисленны и в своей совокупности охватывают, по-видимому, все сферы деятельности государства, обычно — не самые привлекательные. Ср.: административный ресурс — вместо «злоупотребление представителями исполнительной ветви власти своими полномочиями во время проведения избирательной кампании»; адресная помощь — вм. «резкое сокращение материальной поддержки малообеспеченных граждан»; высвобождение — вм. «увольнение»; восстановление конституционного порядка (позднее — контртеррористическая операция) — вм. «война в Чечне»; социальный (рынок, магазин, маршрут, ресторан и т.п.) — вм. «предназначенный для малоимущих»; человеческий фактор — вм. «недисциплинированность», «халатность», «нарушение правил техники безопасности», «пренебрежение должностными инструкциями» и др. (употребляется также, когда виновных в т.наз. техногенных катастрофах или в неудовлетворительной ликвидации последствий стихийных бедствий по каким-то причинам не могут или не хотят персонифицировать).
Особое место среди таких номинаций принадлежит именованиям наиболее крупномасштабных социальных, политических и экономических трансформаций: перестройка — реформы — модернизация — оптимизация (вроде: Оптимизация расходов в медицинских учреждениях — «сокращение количества больничных коек» (Прима ТВ. Новости. 17.12.04); По мнению чиновников мэрии, то, что придётся платить гораздо больше, количество автобусов и маршрутов будет сокращено, а ездить придётся с пересадками и длинными интервалами, — и есть оптимизация работы городского транспорта (7 канал. Новости. 28.08.08) и др.).
Впрочем, многие носители русского языка уже научились распознавать сущность и цели этих вербально-манипулятивных операций, ср.: Почему всюду говорят, что это «реформа ЖКХ», а на самом деле — поднятие тарифов?! (Вопрос телезрителя. — ТВК. 04.03.03); поэтому — по мере привыкания общественного сознания к таким П. — их состав постоянно меняется, образуя послесоветский новояз.
«Не близостью значений слов, а именно существенными различиями в их семантическом содержании и обусловлены эвфемистические замены» [Шмелёв 2003: 145]. Они родственны тем, которые определяют как «окказиональные индивидуально-контекстные замены одних слов другими с целью искажения или маскировки подлинной сущности обозначаемого» [Арапова 1990: 590] — однако элементы официозного публичного дискурса вроде вышеуказанных отнюдь не окказиональны: их использование имеет систематический, массированный и целенаправленный характер, поэтому такие феномены допустимо квалифицировать как П.
Лит.: Артамонова Ю.Д., Ахманова О.С. Словарь лингвистических терминов. М., 1966; Кузнецов В.Г. Герменевтический аспект языка СМИ // Язык СМИ как объект междисциплинарного исследования. МГУ. М., 2003; Лингвистический энциклопедический словарь. М., 1990; Шанский Н.М. Лексикология современного русского языка. М., 1972; Шмелёв Д.Н. Очерки по семасиологии русского языка. М., 2003.
А.Д. Васильев