БЛАГОРОДНЫХ ДЕВИЦ ИНСТИТУТЫ

средние учебные заведения закрытого типа для девочек, находившиеся в Ведомстве учреждений императрицы Марии. Первыми были созданы Институты благородных девиц в Санкт-Петербурге: Смольный институт (1764), Екатерининский (1789), Павловский (1807), Патриотический (1813) и в Москве: Екатерининский (1802), затем в Одессе, Казани, Оренбурге, Киеве, Тифлисе, Иркутске, Астрахани, Керчи, Нижнем Новгороде, Новочеркасске, Тамбове, Саратове. В Институте благородных девиц воспитанницы находились с 6 до 18 лет. «В институте существовала общая программа (русский язык, география, история, арифметика, иностранные языки), а также курсы домоводства для менее родовитых учениц и курсы политеса для смолянок из знатных семей. В Смольном было не только дворянское, но и мещанское отделение, куда принимали девочек всех сословий…» (Джуринский, 2004, 210–211) Воспитанницы Института благородных девиц получали светское воспитание (начала наук, французский язык, этикет, музыка, танцы). Курс обучения включал 7 основных классов и один педагогический. К концу ХІХ века в России насчитывалось 30 институтов благородных девиц, в которых обучалось 7 500 учениц. Институты благородных девиц были упразднены после октября 1917 года.
О 1910–1916 гг.: «В 1901-м родилась моя мама… В гимназии… мама проучилась недолго, после чего отец поместил её в Екатерининский институт благородных девиц… Институт мама ненавидела – решительно всё, начиная от формы, классных дам, муштры, казённой обстановки и многочасовых стояний в церкви, вызывало в ней протест. Эти длинные ежедневные службы девочки выдерживали с трудом и нередко падали в обморок. Уроки Закона Божьего, начинавшиеся батюшкой с проклятий в адрес Толстого, выводили маму из себя, из религиозной девочки, по её словам, она превратилась в настоящую атеистку. Хотя для одной её подружки это был любимый предмет, и когда мама просила её пропустить урок (она была еврейка, и присутствие на уроке было для неё необязательно), чтобы занять очередь в библиотеке, та шла на эту жертву только ради мамы. Другие предметы тоже преподавались скучно и неинтересно. На короткое время в старших ступенях (классах) появился молодой учитель словесности – институтки, естественно, посходили с ума, и на уроках словно повеяло свежим ветром; начальство, конечно, не могло с этим примириться, – институт тот же монастырь, так что его быстро изгнали. Единственно, что мама вынесла из института – блестящее знание иностранных языков, в особенности французского, заставляли учить наизусть всего корнелевского “Сида”, и шила как белошвейка, приобретённый навык сохранился на всю жизнь… Кормили скудно и невкусно. Во время прогулок по саду институтки старались подозвать к ограде пробегавших мальчишек и всучить им гривенники, чтобы те купили им калачей. Это было нелегко, так как классные дамы не спускали с них глаз и за подобные проделки строго наказывали. Самое большое счастье, о котором все мечтали, – попасть в лазарет. Когда одна одноклассница болела скарлатиной, остальные норовили дать ей через окно леденцы, а потом сосали сами в надежде заразиться и хоть такой ценой отдохнуть от осточертевшей рутины» (Баранович–Поливанова, 1999).
О середине 1910-х гг.: «Была группа учебных заведений, дающая права гос. служащего при любом количестве часов. К ним принадлежали женские институты. Я устроился на пять часов в неделю преподавателем педагогики в Елизаветинском институте. Во главе института стояли начальница и два почетных опекуна – по хозяйственной и по учебной части…» (Блонский, [1941] 1971; 100, 102).
О 1920 годе: «В частности, попались мне женщины, воспитывавшиеся в институтах так называемых благородных девиц, и что же: эти благородные, эти бывшие дворянки умели и стирать, и готовить, и шить, и штопать» (Панова, 1980, 68).