Баба
Бабай
тат.) – мифологический персонаж, используемый в воспитании как пугало для устрашения капризных и непослушных детей. Бабай – вредное, страшное, коварное, иногда злое существо, но наказывающее лишь за проступки. Он может назло что-то из вещей унести из дома (отобрать игрушки, одежду), повредить здоровье и принести болезнь, горесть. Этот сказочный образ до сих пор жив, особенно в семьях, сохранивших традиционный уклад жизни. Знание о нем от поколения к поколению передается в устной форме народного фольклора.
Источник: Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога)
Баба
др.-рус.) – простонародное название женщины. В современном языке этим словом обозначают пренебрежительное отношение к женщине, чем саркастически называют слабохарактерных мужчин, трусливо прячущихся за «бабью юбку», уступающих во всем женщинам; дети нередко так называют своих бабушек. Баба – это и древний каменный памятник в виде грубо сделанной человеческой фигуры, до сих пор сохранившийся на юге России. Это и снаряд для вбивания свай в строительном деле. Современный русский язык все дальше отходит от первоначального позитивного смысла слова «баба». Вот уже и о женщине, переставшей следить за своей одеждой и внешностью, говорят, что она «обабилась».
Источник: Основы духовной культуры (энциклопедический словарь педагога)
"БАБА"
то же, что Снежная баба.
О 1950-х гг.: «В феврале в саду бело, / Груды снега намело… / Лепим “бабу” – вот она: / Мы нашли горшок без дна, / Вместо шляпы ей надели…» (Зарубин, 1959, 2). О нач. 1960-х гг.: «Первый снег выманил на улицу всех Валеркиных друзей. “Давайте лепить бабу”– предлагает Шишпорёнок. Валерка не умеет делать бабу, но оказывается, это очень просто. Стоит только слепить небольшой ком снега, а потом кати его по земле, и он прямо на глазах растёт. Работа кипит быстро, и вскоре посредине двора стоит большая снежная баба. Ребята из угольков сделали ей глаза, рот, нос и даже бусы. Баба получилась смешная и важная» (Костюковский, 1965, 54).
О 1950-х гг.: «В феврале в саду бело, / Груды снега намело… / Лепим “бабу” – вот она: / Мы нашли горшок без дна, / Вместо шляпы ей надели…» (Зарубин, 1959, 2). О нач. 1960-х гг.: «Первый снег выманил на улицу всех Валеркиных друзей. “Давайте лепить бабу”– предлагает Шишпорёнок. Валерка не умеет делать бабу, но оказывается, это очень просто. Стоит только слепить небольшой ком снега, а потом кати его по земле, и он прямо на глазах растёт. Работа кипит быстро, и вскоре посредине двора стоит большая снежная баба. Ребята из угольков сделали ей глаза, рот, нос и даже бусы. Баба получилась смешная и важная» (Костюковский, 1965, 54).
Источник: Энциклопедический словарь русского детства В двух томах.
БАБАЙ
существо, которым в 1960-е – 1970-е годы пугали детей («бабай» по-татарски – дедушка).
О первой половине 1970-х гг.: «…Меня пугали, усмиряли… каким-то дедом Бабаем… [Трубку телефона] мне… под страхом, что придет за мной Бабай, запрещалось… брать в руки. Дедушка, что грозил непрестанно его пришествием, не был в силах испросить прощения у Бабая за мои проступки. Деду был известен каждый мой шаг и все поступки, которые я совершал, но тотчас о том же узнавал и Бабай. Жил он, Бабай, всюду, где запрещено было гулять… Только прибегал я домой…, как выглядывал из-за портьеры дедушка и всё уж знал. “Я же тебе говорил, не ходи со двора, не бери чужих яблок... – вздыхал дедушка. – Всё. Идёт, идёт за тобой... Пропал ты, Олеша... А я ж тебе говорил!” Бабай жил на свете этом лишь по мою душу. Только за мною должен был он однажды прийти и забрать навсегда к себе… В ожидании наказания страх овладевал душой до того, что я в слезах молил дедушку не отдавать меня Бабаю. Дед всегда охотно соглашался спрятать меня и командовал залезть под огромную двуспальную кровать…, под которой после лежал я не один час… В другой раз он говорил с Бабаем обо мне по телефону, сообщая тому, что я уехал домой в Москву, а за это несколько дней сидел я послушно в квартире и не просился гулять. Или отправлял опять же в комнату, сидеть в ней тихо, а потом заявлялся, когда был я уже ни жив ни мертв, и сообщал, что Бабай на этот раз не пришел. В ожидании этого прихода я прощался с жизнью…, воображая пустое запертое жилище Бабая, где нету ничего, кроме, быть может, его собственной лежанки, и куда дед этот… утаскивал и до меня многих и многих грешных несчастных детей. Дедушка рассказывал, что детей, которые никого не слушались и попадали к Бабаю, никто уж не мог потом отыскать и спасти, а сам Бабай никого никогда не прощал: пока ты хорошо работал для него, во всем ему подчинялся, он оставлял тебя жить, а если снова не слушался или плохо делал, что он приказывал, то заживо съедал…» (Павлов, 2003).
О первой половине 1970-х гг.: «…Меня пугали, усмиряли… каким-то дедом Бабаем… [Трубку телефона] мне… под страхом, что придет за мной Бабай, запрещалось… брать в руки. Дедушка, что грозил непрестанно его пришествием, не был в силах испросить прощения у Бабая за мои проступки. Деду был известен каждый мой шаг и все поступки, которые я совершал, но тотчас о том же узнавал и Бабай. Жил он, Бабай, всюду, где запрещено было гулять… Только прибегал я домой…, как выглядывал из-за портьеры дедушка и всё уж знал. “Я же тебе говорил, не ходи со двора, не бери чужих яблок... – вздыхал дедушка. – Всё. Идёт, идёт за тобой... Пропал ты, Олеша... А я ж тебе говорил!” Бабай жил на свете этом лишь по мою душу. Только за мною должен был он однажды прийти и забрать навсегда к себе… В ожидании наказания страх овладевал душой до того, что я в слезах молил дедушку не отдавать меня Бабаю. Дед всегда охотно соглашался спрятать меня и командовал залезть под огромную двуспальную кровать…, под которой после лежал я не один час… В другой раз он говорил с Бабаем обо мне по телефону, сообщая тому, что я уехал домой в Москву, а за это несколько дней сидел я послушно в квартире и не просился гулять. Или отправлял опять же в комнату, сидеть в ней тихо, а потом заявлялся, когда был я уже ни жив ни мертв, и сообщал, что Бабай на этот раз не пришел. В ожидании этого прихода я прощался с жизнью…, воображая пустое запертое жилище Бабая, где нету ничего, кроме, быть может, его собственной лежанки, и куда дед этот… утаскивал и до меня многих и многих грешных несчастных детей. Дедушка рассказывал, что детей, которые никого не слушались и попадали к Бабаю, никто уж не мог потом отыскать и спасти, а сам Бабай никого никогда не прощал: пока ты хорошо работал для него, во всем ему подчинялся, он оставлял тебя жить, а если снова не слушался или плохо делал, что он приказывал, то заживо съедал…» (Павлов, 2003).
Источник: Энциклопедический словарь русского детства В двух томах.